Игра королей

Что же касалось попытки мятежа, то здесь все было куда серьезнее, однако каперанга Корсакову напрямую опять-таки не затрагивало. Хотя личному помощнику великого князя и приходилось прокачивать через себя огромный объем информации. Но тут уж ничего не попишешь: работа такая.

Свет гигантских люстр отражался от золотистых досок паркета, дробился в оконных стеклах, играл на орденах и аксельбантах, заставлял звезды на погонах прихотливо вспыхивать и переливаться. Казалось, в «Андреевском» зале дворца собралась целая толпа.

На деле же здесь были только офицеры «Москвы», ожидавшие выхода императора, и кучка придворных, не желавших упустить возможность засветиться на столь торжественном мероприятии. Ну да куда уж без них… хотя, как не без удовольствия отметила Мэри, граф Бахметьев отсутствовал. Разведка в лице Терехова донесла, что министру Двора были «высказаны соображения», и Бахметьев уволился по собственному желанию, не дожидаясь, пока вытолкают взашей. Судя по всему, проинформированный Савельевым Константин разозлился не на шутку.

Нижние чины награждались сегодня в Адмиралтействе: здоровье императора, существенно улучшившееся с возвращением старшего сына, не позволяло тем не менее лично отметить всех. Разумеется, все без исключения члены экипажа получили подписанные Георгием Михайловичем благодарственные письма, но сейчас в зале присутствовал только командный состав. Потом-то они соберутся все вместе и завалятся в «Подкованный ботинок», снятый по такому случаю целиком, пока же экипаж разделился.

Мэри мельком подумала, что из всех офицеров, присутствующих в зале на данный момент, только она бывала здесь раньше. Остальные стояли каждый на предписанном месте и изо всех сил старались не вертеть головами. Получалось так себе.

— Его императорское величество Георгий Четвертый Михайлович! Его императорское высочество великий князь Константин Георгиевич! — провозгласил хорошо поставленный голос фон Фальц-Фейна, и она сосредоточилась на происходящем.

Вслед за императором и наследником (пока еще наследником, коронация состоится в конце лета) в зал вошел Кривошеев. Больше всего командующий напоминал сейчас отца, безмерно гордого достижениями детей. А потом началось награждение.

Все шло так, как и должно было идти. Офицеры «Москвы» по очереди, начиная с младших по званию, подходили к императору и получали из его рук ордена. Определенно помолодевший Георгий Михайлович для каждого находил несколько теплых слов, и Мэри чувствовала, как ее губы растягиваются в такую же, как у Кривошеева, горделивую улыбку.

Награды, полученные «по максимуму», наверняка послужат заметным подспорьем в грядущем чинопроизводстве. Это тоже было обговорено с Еремеевым. Дайте срок, ребята, все только начинается!

Бедретдинов… Кобзарев…

— Капитан первого ранга Корсакова!

«Ушаков». Что ж, вполне предсказуемо. Рукопожатие императора, негромкое «спасибо». И вдруг…

— Преклоните колено!

Мэри выполнила приказ, не вполне понимая, что должно воспоследовать. Или Лусия («Никаких „ваших величеств“ в отсутствие посторонних!») выполнила-таки свою шутливую угрозу сделать ее кавалерственной дамой? С нее станется, пожалуй… но в таком случае, где она сама? И потом, «Екатерина» — орден сугубо гражданский, при всей его значимости здесь и сейчас не время и не место…

Глаза графини Корсаковой были, как положено, опущены долу, поэтому о происходящем она могла судить лишь по вырвавшемуся у присутствующих вздоху, изумленному и восторженному одновременно. Потом на плечи Мэри легла сверкающая золотом и эмалью тяжесть, и она не поверила своим глазам. Но ушам поверить пришлось, потому что над ее склоненной головой голос императора громко и раздельно произнес:

— За Веру и Верность! [17]

Тишина окутывает тебя звенящим от напряжения коконом. О, разумеется, ты все слышишь. И понимаешь, что к тебе обращаются. И отвечаешь. Даже, кажется, впопад. Ты улыбаешься, пожимаешь руки, принимаешь поздравления… но треклятая тишина прочно удерживает занятые позиции, даже и не думая отступать.

Того, что произошло, просто не может быть. «Может!» — смеется тишина. Она совершенно уверена в своей власти над тобой, в том, что ничто не сможет поколебать эту власть. И ты подчиняешься.

Ты направляешься в «Подкованный ботинок» — почему нет? Правда, похоже на то, что ты прибудешь туда последней: слишком многие хотят тебя поздравить, продемонстрировать близость или хотя бы знакомство перед профессионально управляемыми камерами дворцовой пресс-службы. Пусть их. От тебя не убудет.

Ты сидишь на просторном заднем диване и рассеянно смотришь в окно. Как много в Новограде уличных экранов, кто бы мог подумать! И с каждого из них смотришь ты. Ты — и император. Ты — и Константин. Ты — и Кривошеев. Ты — и отдающий тебе честь экипаж «Москвы». Ты, ты, ты…

Машина приземляется. Репортеры, зеваки, служащие ресторана — те из них, кто смог бросить текущие дела ради возможности поглазеть на свежеиспеченного андреевского кавалера.