Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании

Из-за утечки информации из французского посольства план стал известен руководителю сигуранцы[82] полковнику Морузову. Продажный балканский страж порядка, притворявшийся сторонником союзников, работал на абвер за очень высокую плату, которую предложил ему лично Канарис, завербовавший его на явке в Венеции. Извещенный своим приятелем Канарис примчался в Бухарест и, используя сведения Морузова, вынудил лояльно относящегося к союзникам короля Кароля II дать согласие на размещение солдат абвера, переодетых в форму охранников, не только в районе нефтяных скважин, но и по всей Румынии. Таким образом он получил важный плацдарм в стране за много месяцев до ее официальной оккупации регулярными силами вермахта.

Тайная война в этот неопределенный период примечательна тем, что адмирал Канарис лично участвовал в операциях против англичан на нескольких невидимых фронтах. Несмотря на все тревоги, сомнения и страхи, это были его самые радужные дни. С сентября 1939-го по ноябрь 1940 года он, с волнением и опасением наблюдавший, как Великобритания вошла в войну, делал все возможное, ведя эту тайную войну на фронте, протянувшемся от Северной Норвегии до Гибралтара. Оценивая противоречивую натуру того, кто одновременно был лидером антифашистской оппозиции и верным соратником Гитлера, полковник Оскар Райль, способный и компетентный офицер абвера, ставший одним из самых плодовитых военных историков, так описывал энергичного, трудолюбивого и изобретательного Канариса той поры:

«Его членство в движении Сопротивления – это одно, а преднамеренная измена – другое. Борьба против Гитлера на внутреннем фронте не имела отношения к борьбе с врагом на фронтах тайной войны».

И как раз на крайней северной оконечности длинного невидимого фронта инициатива и персональное вмешательство Канариса привели к экспансии войны, повлекшей за собой оккупацию Дании и Норвегии.

Оглядываясь на его деятельность в этом направлении и обозревая все его неуверенные шаги в этом организованном, целенаправленном строю, можно сделать вывод, что это для него тоже было игрой. И в этой игре, ведущейся в подлинно историческом масштабе, столкнулись два игрока, величайшие из всех когда-либо бывших, – Уинстон Черчилль и Вильгельм Канарис.

Первый ход сделал Черчилль, который вошел в военный кабинет министров 4 сентября 1939 года. Он прибыл в свой прежний кабинет в Адмиралтействе, который «оставил с болью и печалью» почти четверть века назад, вернулся полным дурных предчувствий и опасений; он боялся, что подводные лодки с помощью секретных агентов смогут заправляться горючим в непосещаемых бухтах и фьордах Западной Ирландии, беспокоился о недостаточно защищенном Скапа-Флоу и был озабочен нехваткой эсминцев. Но больше всего его тревожила проблема Норвегии как запасного выхода, через который, выражаясь его словами, боевые единицы германского флота «смогут связываться с внешними морями, пагубно нарушая нашу блокаду… под щитом нейтралитета».

Поставив эту проблему в верхний ряд своей повестки дня, он рассчитывал разрешить ее твердо и решительно, вспоминая прецедент Первой мировой войны, когда, по его словам, «британское и американское правительства без колебаний минировали «проходы», как назывались эти защищенные [норвежские] воды».

Хотя это заявление было ложным, так как ни один из флотов Антанты не устанавливал в годы Первой мировой войны мин в норвежских территориальных водах, Черчилль энергично пробивал эту идею как в кабинете (где предложение было встречено прохладно), так и в Адмиралтействе (где штаб ВМФ с энтузиазмом воспринял инициативу первого лорда). Впервые он высказал идею на заседании кабинета, затем официально внес ее в письменном виде 29 сентября, безотносительно к возможным рискованным последствиям и международным осложнениям, которые могла бы повлечь эта «крутая мера».

Через день или два после того, как Черчилль внес в военный кабинет свой меморандум, адмирал Канарис, по-видимому, узнал, выражаясь его словами, о «намерении Великобритании нарушить территориальную целостность Норвегии». Эту информацию можно отнести к числу самых ценных сведений, добытых абвером, и расценивать как свидетельство того, что кому-то удалось проникнуть в высшие эшелоны власти, в кабинет его величества, и получить доступ к конфиденциальным материалам, обсуждаемым в обстановке строжайшей секретности только в зале заседаний кабинета или в личном кабинете Черчилля в Адмиралтействе.

Был ли шпион? Основывались ли сведения Канариса на надежных разведывательных данных? Или он предугадал план Черчилля, предусматривающий превентивную оккупацию Норвегии?