Начинался ожесточенный поединок. В конце концов, Раджед тоже накануне измотал противников. От поднявшегося вихря Илэни отлетела далеко по коридору, ударившись о гобелен и сползая на пол вдоль стены.
– Нет! Не надо… – показалось, что донесся шепот Сарнибу. Он еще жалел ее? Этого монстра, который без зазрений совести казнил бы его на месте? Определенно, Раджед столкнулся с кем-то, чье понимание мира находилось в иной плоскости, на грани самоуничижения.
Нармо в это время рассмеялся, совершая выпад, не заботясь о благополучии напарницы:
– Какие люди! А мы как раз тебя искали. Нехорошо так сбегать с поля боя.
– Я бы тебе советовал сражаться молча! – прорычал Раджед, со всей силы врезая по самодовольному лицу Нармо ударом слева, не когтями, а просто крепко сжатым кулаком.
Чародей кровавой яшмы крайне удивленно отпрянул на несколько шагов, хватаясь за скулу и левый глаз, вокруг которого обещал раздуться немаленький синяк. Янтарный льор вложил всю свою ярость, все возмущение, да, именно возмущение за деяния врагов, за их беспощадность. Они не вели войну, они методично истребляли конкурентов, наслаждаясь их мучениями. Да еще они посмели причинить вред Софии!
Раджед оскалился диким зверем, иная ярость давала ему силу, которая сквозь завесу чужой магии призывала ураганы и вихри с пустоши. Она грозила поразить молнией Нармо. Но от этой атаки противник поставил неожиданный щит, точно тоже обладал какими-то скрытыми резервами и секретами, которые не показал в топазовой башне.
Янтарный льор неумолимо наступал, уже не обращая внимания, как багряные лезвия рвут новый камзол. Он оттеснял врага от потерявшего сознание Сарнибу. Нармо желал добить раненого.
«Не бывать этому! Не бывать! Слышишь, София? Я обещал тебе! Я не лгу!» – молча кричал невероятным ликованием внутренний голос Раджеда. Кто-то новый рождался в нем, точно феникс из пепла пожарищ, новая сущность, новое видение мира, новое понимание вещей.
И именно эта огненная птица вновь перенесла на «третий» слой, раскрасив ярко и отчетливо все необходимые нити, все рычаги. Раджед вмиг увидел, откуда ползут чужеродные заклинания, портившие защиту башни. Но чтобы дотянуться до «рычага», пришлось пожертвовать обороной. Лезвия Нармо второй раз прочертили вдоль едва затянувшихся ран. Раджед почти сознательно подставился под этот удар.
Самопожертвование – вот что раньше он никогда не испытывал, вот что вело Софию и Сарнибу. Как же просто, как странно… Тысячи мыслей-ощущений пронеслись в один миг, когда рука дотянулась до заветной нити, схватила ее и оборвала, закрывая портал в топазовую башню.
Змеи тут же заметались, поднялась невероятная какофония звуков, отчего Нармо отпрянул, зажимая уши, как и Илэни. Они не понимали, как так получилось. Они не видели, что произошло. Лишь Раджед радовался, упоенно созерцая мир во всей его красе, со всеми потаенными уголками. Неужели все это видел Страж Вселенной? Да ведь за это не жалко и вечность странствовать из мира в мир!
Змеи с шипением исчезали под сокрушающим давлением башни, которая восстанавливала баланс, вздыхая, как гигантский слон, что погружается в прохладную воду в жаркий полдень. Малахит пел и кружился, вновь распускались орнаменты, даже где-то в библиотеке уцелевшие книги возвращались на свои места. И все это созерцал Раджед, даже не замечая, что сам вновь истекает кровью. Боль тела казалась иллюзорной по сравнению с охватившей радостью: он выполнил обещание. Он понял что-то и для себя, вернее, только начал понимать, точно приоткрылась завеса.
– Уходим! – непривычно растерянно проревел Нармо, на которого обрушилась магия малахита. Он подхватил оглушенную Илэни и поспешно скрылся в стремительно затворявшемся портале.
Башня постепенно восстанавливалась сама по себе: иссяк запах гари, потух огонь, собирались с пола обломки колонн и барельефов, фрагменты разнесенных на куски статуй. С пола исчезали вмятины и обугленные плеши на паркете. Только хозяин башни неподвижно лежал на полу, закатив глаза, безучастно уставившись в потолок.
Раджед подошел к нему и приложил самоцвет исцеления. А ведь их оставалось все меньше, особых камней, которые не просто пели, а еще умели заговаривать раны! Но многие самоцветы, превращенные в пустую породу, беззвучно плакали, их полный печали шепот янтарный льор распознал, когда ему открылось высшее видение. Эйлис страдал даже больше, чем казалось. Если он и спал, то ему виделись тяжелые кошмары. Боль и скорбь следовали неотрывно за каждым закатом и рассветом. Они же поселились, вероятно, и в сердце Сарнибу, который вскоре слабо прошептал:
– Спасибо…
– Это все ради Софии, – выпрямился Раджед, чтобы никто не подумал, будто он посмел проявить сострадание к соседу. Не то время, не те люди: он слишком давно усвоил, что друзья рано или поздно всаживают нож между лопаток.