Белая молния, словно шрам от плети рассекает черное небо, но ни один раскат грома не нарушает могильной тишину жуткого леса. Молнии вспыхивают снова и снова, мертвенно-бледным сиянием озаряя исполинское чардрево, воздевшее ветви-руки. На ветру трепещут кроваво-красные листья и тягучие алые капли стекают с них на землю. Огромные черные звери внизу жадно лижут кровавые лужи и вороны, рассевшиеся по ветвям, раскрывают клювы, ловя брызжущую кровь. Она стекает с вершины древа — там, где в переплетении белых ветвей восседает, словно на троне, тощий человек с мертвенно-бледным лицом. Тощее, будто иссохшее, тело совершенно наго: лишь длинные, снежно-белые волосы, укрывают его с головы до пят. Ноги, неестественно скрюченные, наполовину вросли в древо, закрытые толстой корой. На руках странного создания ростут грибы мерцающие ядовито-зеленым светом, а на лбу — кроваво-красные листья. Один из глаз закрыт отечным веком, сросшись с кожей, второго нет вовсе — вместо него в пустой глазнице извивается большой белый червь. Огромный ворон садится рядом с лицом вросшего в дерево человека и острый клюв вонзается в его глаз, выклевывая червя из глазницы. Кровь потоком хлыщет из раны, стекая по впитывающей ее кое и в этот миг во лбу существа вдруг открывается третий глаз. Огромный, в три раза больше обычного человеческого, лишенный век и зрачка, мутное, налитое кровью око, проникающее взором везде и всюду. Огромные крылья, с черными как уголь перьями, вздымаются над спиной существа в древе и с раскатистым хохотом оно взлетает над миром, испуганно сжавшимся от предчувствия непоправимой беды.
Бран вынырнул из сна, словно из глубокого омута, тяжело дыша и стуча зубами от холода. Небольшой костер, разведенный им днем, давно погас, а выпавшая роса убила остатки тепла в золе. Кутаясь в свое черное одеяние, Бран уселся, оглядываясь по сторонам: он находился все в том же месте, что он выбрал своим ложем — небольшой яме, оставленной корнями вывороченного дуба. Сверху его укрывал разлапистый куст крыжовника, так что найти Верховного Септона было бы сложно что человеку, что зверю. Впрочем, звери и не искали с Браном лишней встречи — при виде его спутника даже самые свирепые кабаны и медведи не рисковали связываться со странной парой.
Вспомнив о своем звере Бран сосредоточился, выходя из тела… и волна множества запахов привычно захлестнула его сознание: запах прелых мокрых листьев, аромат лесных цветов, птиц копошащихся в вершинах деревьев, вони лисы, притаившихся за соседними кустами. Но сильнее всего был запах крови и сырого мяса, которое рвали клыкастые челюсти. Он чувствовал вкус этого мяса, столь ясно, как будто ел его сам, пил еще теплую кровь, разрывая прочную шкуру поросшую жесткой щетиной. Краем глаза он увидел кабанью голову: матерый секач, с огромными желтыми клыками валялся с разорванным горлом, мертвыми глазами уставившись на шумевшие над ними лесные ветви. Его убийца — исполинский волк с черной шерстью, вырывал из тушки огромные куски мяса и глотал их не жуя.