Игра Ловца

— Если это вообще прошлое, — резко сказала Серсея, — кому-то уже пора прояснить этот вопрос.

— Мы с верховным септоном отправимся с вами в Утес Кастерли, — подал голос десница, — возможно, там нам удастся разузнать, откуда явилась вся эта дрянь.

— То есть все твои колдуны останутся с тобой? — Джейме посмотрел на сестру, — мне бы не хотелось встретить ведьму Бронна одной только сталью.

— Об этом не беспокойтесь, — усмехнулась Арья, — с вами на поеду я.

Это была, пожалуй, самая маленькая каморка в подземной части замка — что-то вроде чулана или комнаты для прислуги. Вирна не стала бы долго находиться в этом месте, тем более, что оно находилось в опасной близости от тех темных зловонных залов, что выбрала своим обиталищем Шелоб. Жрице дроу достаточно было притворить дверь и перегнуться через балюстраду, чтобы увидеть внизу зал, затянутый толстыми нитями, меж которых копошилось огромное многоногое тело и горели голодной злобой глаза паучихи. В последнее время с ней становилось все труднее — Шелоб рассматривала дроу лишь как временных, чуть ли не случайных союзников в незнакомом ей мире, при этом их цели и планы ее совершенно не интересовали. Единственное, что волновало чудовище — это возможность бесперебойно насыщать свою бездонную утробу — что становилось опасным для самих темных эльфов. Чтобы утолить голод союзницы им приходилось вновь и вновь устраивать вылазки на поверхность — что не могло не привлечь внимание властителей здешних мест. И Вирна понимала, что она, с ее незначительными силами, не выстоит, если за нее примутся всерьез. Благо некоторое представление о возможностях жителей поверхности у нее уже имелось.

Эту проблему надо было решать — и Вирна не придумала ничего лучше, кроме как попробовать отвлечь Шелоб от пожирания всего и вся на утоление иного голода — также плотского, но куда менее разрушительного.

Стоя у балюстрады Вирна с интересом наблюдала внизу мельтешение длинных лап и слияние бочкообразных тел. Порой это выглядело почти красиво: два паукообразных монстра, с неожиданной для таких громадин ловкостью чуть ли не танцевали на паутинных нитях, касаясь друг друга длинными ногами, то отскакивая, то вновь сходясь между собой. Вирна даже удалось разглядеть, как выдвигаются, соприкасаясь друг с другом, поросшие грубой шерстью отростки, впрыскивающие и поглощающие вязкую жидкость.

Жрица пожала плечами и вернулась в комнату, — где с потолка свисали, оплетая чуть ли не всю каморку, толстые белые корни. Несколько дней назад, когда Вирне вздумалось обследовать дальние закоулки своих владений, она задремала в одном из залов, стены которого соприкасались с этой каморкой. Тогда же ей и приснился этот сон — память сохранила от него лишь обрывки, в которых фигурировало переплетение этих странных корней. Проснувшись, Вирна принялась за поиски, которые и привели ее сюда. Ночью, вместе с драйдером и тремя дроу, она выбралась в развалины замка, где, в давно заросшем и заброшенном саду, она нашла белый пень, на котором еще росли большие красные листья. Именно от него пробились в эту комнату длинные корни, меж которых сейчас медитировала Вирна, левитируя в нескольких футах над полом. Новое, необычное колдовство, захватило ее настолько, что жрица не могла бы сказать, как долго она находилась в этом месте, пропитываясь чуждыми мыслями и эманациями, навеянными ей необычайно глубоким, похожим на забытье сном.

Из этого состояния ее вырвали странные звуки — сдавленный крик, тут же оборвавшийся и последовавший за ним хруст и щелканье. Вирна, выскочив на звук, глянула вниз и мысленно застонала, причем к ее досаде примешивался теперь и нешуточный страх.

Шелоб бережно, почти нежно удерживала слабо шевелящегося Дайнина. Его паучьи лапы еще дергались, пытаясь разорвать оплетшие его паутинные нити, но руки дроу были прочно примотаны к туловищу. Головы у драйдера уже не было — Шелоб сожрала ее, также как и часть торса, продолжая жадно вгрызаться в незадачливого любовника. При этом Дайнин все еще оставался в ней, конвульсивными толчками выплескивая семя, оплодотворяющее паучиху.

Озаренный закатным солнцем Утес напоминал исполинского льва, прилегшего отдохнуть на берегу моря. Возвышавшийся на вершине скалы замок мелькал редкими огоньками, но в большинстве окон воцарилась тьма и тишина, прерываемая лишь монотонным рокотом волн. Все живое в Утесе Кастерли готовилось последовать примеру исполинского Льва, отходя ко сну.

И все же, внутри замка наблюдалось некоторое движение: по одной из лестниц, вырубленных в камне, спускались светловолосая зеленоглазая женщина и в черном платье с серебряными узорами и невысокий пожилой человек в облачении мейстера и знаком десницы.

— Я нечасто бывала здесь, — сказала Серсея, — никогда не понимала, зачем Утесу богороща.

— Никогда не знаешь, когда и что пригодиться, — усмехнулся ее спутник, — осторожнее, ступенька, ваше Величество.