По отведенной роли ее определили в метатели сети, чтобы сковать хотя бы на время самого сильного, самого удачливого из противников. Вот только такого не оказалось, все противники были равно выучены, равно подготовлены, и оружие у них оказалось куда лучше, чем можно было ожидать.
Собственно, бой должен был оказаться простым: их шестеро, и шестеро гладиаторов, подготовленных местным ланистой, освобожденным рабом, вольноотпущенником, который некогда и сам был неплохим бойцом, но уже давно утратил настоящую физическую форму, и потому его никто всерьез не воспринял, не стал опасаться, когда он явился с предложением устроить представление…
В этот городок, под названием Крюв, они забрели, как и было сказано, случайно. Городишко считался богатым на здешних, скудных равнинах, примыкающих уже к настоящим пустыням без воды. Их насчитывалось шестеро, выступали они как бродячие борцы, немножко музыканты, жонглеры, немного артисты в простеньких, общеувеселительных представленьицах и, конечно, могли сыграть роль гладиаторов, если мечи были деревянными, а ярость врагов не перехлестывала обычный уровень возбужденной театральной толпы. В общем, драться-то они умели, иначе — как же, попробуй попутешествуй по местным-то дорогам без оружия. Мигом окажешься в канаве с распоротым брюхом, а то и еще хуже — выбьют для смеху глаза, отрубят руки и будут смотреть, как ты подыхаешь от голода, жажды и отчаяния.
Почему кто-то из главных семейств этого города в своем когда-то, может быть, и неплохом, а ныне обветшавшем цирке удумал затеять гладиаторские игры местных бойцов с их труппой, с пришлыми актерами, Нашка толком не знала. По слухам, эта идея показалась интересной самому главе рода Крювов, тех, в честь кого и город получил свое название. Да, в общем, это было и неважно, а существенным было то, что этому вот местному магнату показалось, что будет неплохо, если свое купеческое богатство он попробует уравнять со стародавним благородным достоинством, с правом и возможностью такие игрища устраивать.
Может, ему захотелось, чтобы его богатство и общую удачу признали другие какие-то дома и старые богатые семейства, что позволило бы выгадать новые торговые территории или уступки от других партнеров-торгашей, а может быть, кому-то показалось, что местные власти слишком уж попирают всех вокруг и было бы неплохо примирить простонародье с имперским чиновничеством и богатеющим торговым сословием… И они нашли такой способ, вполне разумный и традиционный, как показалось им вначале.
Предводитель их бродячей труппы Маршон тоже подумал, что лишнее представление, пусть и в не очень привычном виде, будет удачей для них для всех. Решил, бедолага, что здесь, в провинции, не может быть слишком уж трудной задачей всего-то отколошматить и обездвижить или даже изранить каких-то местных дурачков, называющих себя гладиаторами, до потери их способности к сопротивлению. Так он всем и сказал, радостно ухмыляясь в предвкушении приличного вознаграждения.
Вот только удачей это казалось только до того момента, как они вышли на арену. Тогда-то и выяснилось, что кто-то из местных чинуш либо из богатейчиков задумал не что иное, как убийство. Потому что и гладиаторы местные были вооружены для смертельного поединка, и действовали они с намерением убивать.
Вот Маршон первый и поплатился за свою ошибку. В своем сне Нашка окинула арену одним взглядом и увидела его. Он погиб плохо, ему проткнули горло в глубину, так чтобы при удаче достать до сердца, чтобы он умер сразу, истекая большим потоком крови. Все же местные его серьезно опасались, он на самом деле казался сильным и умелым и при не слишком тяжком ранении мог бы доставить гладиаторам много неприятностей… Поэтому, кажется, его и убили наверняка, чтобы не было потом осложнений.
Потом погибли остальные — Лафут, Визгарь. Натурку, славную женщину, подругу Маршона, убили гнусно. Убивали долго, изображая изнасилование всем скопом сразу, отчего публика сначала загудела, но затем стало понятно, что в основном собравшимся мужланам это даже нравится.
Жур, который когда-то был отменным бойцом на арене, разменял себя на троих нападающих, славно разменял. Двоих убил на редкость ловко, отсекая им руки у кисти, а третьего ранил куда-то в пах, но не составляло труда догадаться, что тот тоже скоро истечет кровью и умрет на потеху всей местной гнилой публики.
А Нашка, как ни моталась по арене, как ни пробовала помочь своим, так и не сумела никого завязать сеткой. На какой-то миг одного из них, кто показался ей предводителем врагов, она действительно опутала, но не смогла добить коротким кривым своим кинжальчиком, того уже прикрыли сразу двое, затянутые в толстые кожаные доспехи, малоподвижные, но практически непробиваемые с их короткими, похожими на восточные, нагинатами и очень верной, точеной техникой боя.