То, что его тоже отнесли к чистеньким мальчикам, рассмешило бы Генри до слез, если бы в следующую секунду все не вышло из-под контроля. Ханс вытащил из-за пазухи камень и с меткостью, достойной лучшего применения, швырнул его Эдварду в голову. Тот был не готов к битве в таком стиле и даже не попытался уклониться, хотя Генри на его месте успел бы. Эдвард выронил меч и свалился на землю, а Ханс спокойно подъехал и начал снимать с коня сумку. Гилби ахнул – он, кажется, тоже не был готов к такому повороту событий, – а вот Сэм времени терять не стал.
– Слезай, – резко сказал он, тыча ножом в сторону Генри.
«Ну конечно, давай, веди себя как трус, – шепнул голос огня, и Генри согнулся, как от боли. Каждый раз эта мерзость застает его врасплох! – Будешь послушным слизняком или покажешь, на что способен?»
– Нет, – без выражения ответил он, едва понимая, что говорит вслух. – Уходи.
Сэм, видимо, решил, что Генри обращается к нему, потому что глухо хмыкнул в шарф, убрал нож и обеими руками сильно толкнул Генри в грудь. Тот полетел вниз. От удара о землю он вскрикнул: не потому, что было больно, а потому, что огонь вспыхнул сильнее, прокатился по каждой вене, по каждой мышце.
– Хорошие кони, чистопородные, их тоже заберем, – услышал он как будто сквозь сон.
Генри открыл глаза. Гилби и Ханс поспешно складывали сумки на своих коней, даже не проверив содержимое, – видимо, решили сделать это в более укромном месте. Сэм и человек, имени которого Генри так и не узнал, тянули за поводья Снежка и Болдера, а те упирались, ржали и вставали на дыбы. Эдвард мотал головой и безуспешно пытался встать. Его золотые волосы были перепачканы землей и кровью.
«Хватит трусить, – сказал огонь. – Ты тот, кто есть, – может, пора этим воспользоваться?»
Генри сгорбился, вцепившись руками в землю и представляя, как прыжком собьет с ног своих врагов, одного за другим. Схватит их за шею и почувствует, как бьется пульс, сначала быстро, потом медленнее, и сила этих жалких болванов перейдет к нему, никто даже не узнает, тут лес, а они бродяги, которых нигде не ждут. Последним он схватит Эдварда, тот не сможет драться, и Генри возьмет всю его силу, всю его жизнь, и потом никто его больше не остановит. Эта мысль взорвалась в его голове таким наслаждением, что Генри закричал.
Он сидел на коленях и орал во всю глотку, пока в голове не прояснилось. Кто-то начал смеяться, но смех оборвался, когда Генри поднялся на ноги, оскалившись, как зверь.
Все четверо смотрели на него, застыв на месте, и на их лицах был такой беспомощный ужас, что даже сквозь горячий туман, наполнявший голову, Генри задумался, что же они увидели в его глазах. Ханс попятился к своему коню, и Генри мягко, добродушно удивился, что пять минут назад этот человек казался ему страшным.
– Иди сюда, не бойся, – сказал он, чувствуя, как язык выталкивает из него слова, которых он не собирался произносить.
Никогда еще Генри не видел, чтобы человек так быстро садился на лошадь – такого искусства не достиг даже Эдвард. Вслед за Хансом на коней вскочили и остальные. Через минуту поляна была пуста – четверка грабителей гнала коней прочь так, что дрожала земля. До Генри не сразу дошло, что он чувствует дрожь земли, потому что лежит на ней, хотя и не помнит, как упал. Он полежал, глядя, как кружится над ним изрезанное линиями веток небо, а потом закрыл глаза.
Из забытья его вывел удар по щеке и последовавшая за ним ругань в таких выражениях, каких Генри еще не слышал, – видимо, из библиотечных книг. Он открыл глаза. Эдвард сидел рядом, одной рукой держась за голову, а вторую разглядывая так, будто видел ее впервые.
– Ты как раскаленный котел, – возмущенно заявил он и подул себе на ладонь.
Но исследовательское рвение все же победило осторожность – он снова потянулся и ткнул Генри пальцем в щеку.
– Роза чокнутая, – прошипел он, отдернув руку. – Когда она тебя поцеловала, я сразу понял, что у нее странные вкусы, но не до такой же степени!
Генри с трудом сел. Ему было так холодно, что он с грустью вспомнил свою любимую охотничью куртку, в которой когда-то вышел из дома. Вот бы что сейчас пригодилось.
– Я тогда не обжигал, – выдавил он. Губы онемели так, словно их пчелы изжалили, но он не хотел, чтобы Эдвард считал, будто Розе могло понравиться причинять себе боль. – Когда я нашел Сердце, все прошло. А вернулось, когда я освободил Алфорда.
– Волшебника? Отца мастеров? – нахмурился Эдвард, и Генри запоздало понял, что так и не рассказал никому о том, что Алфорд был заперт в теле чудовища.
А потом он сообразил, что забыл еще кое о чем, – и чуть не рассмеялся от того, как это было глупо. Он ведь мог попасть в Разноцветные скалы без всякого похода, не выходя из дворца.
– Алфорд! – крикнул он, но получилось едва слышно. Он прокашлялся и попробовал еще раз: – Алфорд!
– Тебя что, тоже по голове ударили? – фыркнул Эдвард.
И вскрикнул, потому что в следующую секунду на поляне их было уже трое.
– Привет, Генри! Вот и увиделись, – дружелюбно сказал Алфорд.