«Она не просто из обеспеченной семьи, – подумал тогда Химик. – В этой семье столько денег, что у них уже другое восприятие жизни. Для них поездка в Рим или Париж – то же самое, что для меня – поездка в Харьков или Омск. Неудивительно, что она мне верит. Подумаешь, делов-то: уехать за границу. Интересно, кто такой ее дедуля?»
Но выяснять у Верочки Химик не стал, чтобы не насторожить подружку. Он узнал это окольными путями. Узнал – и ужаснулся. Но отступать было уже поздно, к этому времени Вера Денисова снялась в пяти или шести фильмах, знала в лицо Семена и Дамира, а также адрес, по которому находился павильон. Оставалось надеяться только на удачу. Но чтобы удача не подвела, нужно было особенно тщательно поддерживать уверенность девочки в том, что он, Саша Казаков, без ума от нее и жизни своей без Верочки не мыслит. И Саша старался. Старался изо всех сил. Ну как тут уедешь? Подумает еще, что бросил.
На седьмой день пребывания в «Долине» для Насти все переменилось. Накануне она рано легла в надежде выспаться как следует и была страшно удивлена, проснувшись затемно и поняв, что спать больше не хочет. Для нее, истинной «совы», утренний подъем неизменно превращался в пытку. Покрутившись под одеялом в попытках устроиться поудобнее и еще немного подремать, она вскоре оставила бесплодные усилия и перестала себя обманывать. Она включилась в работу.
Шесть дней ей удавалось заговаривать самой себе зубы и убеждать себя, что «это не ее дело», что она не на службе, а лечится и отдыхает. Шесть дней она ухитрялась игнорировать сигналы, которые посылало ей подсознание, когда что-то выбивалось из нормальной логичной колеи. Целых шесть дней она вытравливала из себя сотрудника уголовного розыска, да так успешно, что опустилась до непростительных бабских амбиций и глупых обид. Хватит ломать себя, решила Настя, буду жить так, как мне хочется. А хотелось ей в первую очередь подумать.
Она вылезла из постели и встала под душ. Как обычно перед работой, назначила себе умственную гимнастику, чтобы привести мозг в состояние готовности. Сегодня она выбрала правила постановки вопроса к прямому дополнению в языках финно-угорской группы. Выполнив задание и одновременно доведя температуру воды в душе до едва терпимо холодной, она почувствовала знакомое радостное возбуждение. На завтрак Настя решила не ходить, сварила кофе и принялась за дело.
Часов около одиннадцати утра она спустилась в вестибюль и купила все газеты, какие только нашлись, вплоть до завалявшихся под прилавком рекламных бюллетеней месячной давности. Сунув объемистый пакет с прессой под мышку, вышла из корпуса и примерно час бродила по санаторному парку, несколько изменив привычный лечебный маршрут. Посидела на скамейке, читая газеты, вернулась к себе и стала рисовать на отдельных листках замысловатые закорючки.
К середине дня у нее сложилась более или менее цельная картина, в которой было множество пробелов, но Настя примерно представляла себе, как их можно заполнить, что для этого нужно проверить и выяснить. Обида на оперативника, допрашивавшего ее накануне, прошла бесследно. Она понимала, что ее, как человека, видевшего убитого Алферова, вероятно, перед самой смертью, наверняка будут допрашивать еще раз. Может быть, это будет другой оперативник, а может быть, и следователь. Он будет не таким уставшим и замученным, и ей удастся довести до его сведения все, что она надумала.
Следователь и в самом деле приехал. Ему отвели для работы один из незанятых номеров, куда по очереди приглашали свидетелей. Анастасия Каменская была в числе первых, с кем он захотел побеседовать. Ей почудился в этом добрый знак.
Настя поклялась держать себя в руках. Она работала в розыске не первый год и хорошо знала, как относятся работники милиции к заезжим москвичам. Неприязнь тщательно скрывали за показным дружелюбием, давая выход эмоциям, лишь только за сотрудником МУРа или министерства закрывалась дверь. Не зная броду, столичные прикомандированные частенько ломали своими действиями тщательно ведущиеся разработки, на которые было потрачено много времени и сил. Их надо было устраивать в гостиницу, обеспечивать то связью с Москвой, то транспортом, поить водкой, изображая гостеприимных хозяев, и, кроме головной боли, такие наезды порой ничего не приносили. Конечно, бывали и исключения. Если уж совсем честно, то исключений этих было больше, чем случаев, подтверждающих правило. Но все равно отношение к «помощникам» из центра оставляло желать много лучшего.
Учитывая это, Настя твердо решила проявить максимальную деликатность. Не лезть со своими умозаключениями, едва переступив порог, а дождаться удобного момента, когда следователь сам подойдет к нужному вопросу. В конце концов, думала она, убийство есть убийство, и просто грех не помочь своим же коллегам, коль имеется такая возможность.