Мы входим в лифт и поднимаемся на верхний этаж. Безгласые слуги сопровождают меня до самого пентхауса. Он гораздо больше нашего, но я без труда ориентируюсь в нем и вскоре обнаруживаю «свою» комнату — громадную спальню с зеркальными стенами, окнами от пола до потолка, занавешенными тяжелыми портьерами, широкую кровать и другие предметы мебели. Я опускаюсь на пол у окна и бездумно смотрю на просыпающийся город с высоты птичьего полета: на спешащих прохожих, кажущихся едва различимыми точками, на проезжающие автомобили и пролетающие планолеты. В небе плывут редкие белоснежные облака и ярко светит солнце. Закатав рукава свитера, подставляю руки его лучам и наслаждаюсь весенним теплом. В моей жизни осталось не так много радостей, но есть и такие, которые у меня не отнимет никто. По крайней мере, пока я жива и сохраняю рассудок.
***
Представьте себе большую комнату, настолько, что в ней легко поместилось бы все население Шлака. Или кабинет, где можно собрать всех людей, так или иначе связанных с созданием и претворением в жизнь грандиозных планов по строительству Арены и проведению Голодных Игр. Или зал, полный зрителей на шоу Цезаря Фликермена. Представили? Забудьте. То пространство, что вы видите перед собой, еще больше. Почти все место занимают бесконечные ряды кресел, скамеек и стульев. В самой глубине зала — сцена с кафедрой.
Каждое кресло, каждый стул, каждое место на жесткой деревянной скамье стоит чудовищные, по меркам бедных Дистриктов, суммы. Из года в год в этом зале проводятся строго засекреченные собрания и не менее тайные аукционы. В назначенный день со всех концов столицы сюда съезжаются самые богатые и влиятельные ее жители, чтобы принять участие в увлекательной игре. Чтобы победить или проиграть. Здесь проигрыш не считается чем-то постыдным, о чем хочется забыть и не вспоминать до конца долгой жизни, наполненной хлебом и зрелищами. Но победа, как и тот, кому она досталась, чествуется не меньше, чем трибут, переживший очередной сезон Голодных Игр. Сегодня в этом зале царит невероятное — даже по меркам столицы — оживление. Генриетта Роу — юная, сильная, дерзкая, опасная в своей непредсказуемости. Такие, как она, встречаются не так часто, чтобы быть вправе упустить столь соблазнительный шанс узнать ее чуть ближе, во всех смыслах этого слова. Приручить этого дикого зверька.
Самой Генриетты здесь нет. То, что происходит в данный момент в этой комнате, держится в секрете даже от нее — той, ради кого все и собрались. Зал медленно, но верно заполняется. Разворачивающееся действо напоминает бал-маскарад: лицо каждого из присутствующих прикрывает веер или маска. На самом деле это не имеет особого смысла: люди, из года в год посещающие подобные мероприятия знают друг друга слишком хорошо, чтобы прятаться за раскрашенными кусками картона. Первые ряды занимают наиболее влиятельные и высокопоставленные лица. В ожидании начала аукциона каждый развлекается, как может. Одни тихо переговариваются, другие спорят, третьи мысленно подсчитывают, сколько они готовы отдать за возможность погреться в лучах славы Победительницы, четвертые не отрывают взгляда от сцены. Когда до начала остается не более пяти минут, разговоры смолкают, и все начинают оглядываться по сторонам, отыскивая в толпе старых знакомых. Те, что с удобством устроились в креслах, пересчитывают количество собравшихся и гадают, все ли здесь и кто из закадычных друзей и заклятых врагов составит им конкуренцию.
Кориолан Сноу выплывает из-за кулис, выходит на середину сцены и грациозно опускается в позолоченное кресло с высокой спинкой, обитой черным бархатом. Ради столь важного и торжественного Президент облачился в парадный костюм насыщенного темно-красного оттенок. Его цвет напоминает выдержанное вино, долгие годы хранящееся в подвале старинного дома. Или кровь — кому что придет в голову в первую очередь. На плечах — черный меховой плащ, руки, испещренные морщинами и покрытые пигментными пятнами, втиснуты в перчатки, лицо, как и у всех, скрыто за простой, но элегантной маской. Ярко-голубые глаза цвета льда пристально наблюдают за всем происходящим в зале.