Игра на двоих (СИ)

Вместо ответа девушка лишь сильнее натягивает тетиву. Я поднимаю глаза к небу. Тучи сгущаются, закручиваясь в иссиня-черный водоворот, из глубин которого вот-вот вырвется молния. До полуночи остаются какие-то жалкие секунды. Оборачиваюсь, ища взглядом, куда воткнуть нож, пока Рубака тянет время. Все, что мне нужно, — крошечный изъян в этих идеальных границах идеального мира. И я нахожу его. Чуть вверх и направо. Пальцы смыкаются вокруг рукоятки ножа. Но как остановить Китнисс? Она не услышит ни слова, видя в нас даже не врагов — предателей.

Вдруг за ее спиной раздается:

— Помни, кто твой настоящий враг, — голос такой тихий, что я не могу разобрать, кому он принадлежит.

Девушка вздрагивает и опускает лук, будто прозвучавшие слова и правда заставили ее задуматься. В ту же секунду в дерево бьет молния и я, развернувшись, бросаю нож в силовое поле, зная, что заряда, бегущего по тонкому проводу, хватит, чтобы пробить в нем дыру.

Меня не бьет током, но взрыв и прокатившаяся за ним по Арене ударная волна отбрасывает всех стоящих рядом с деревом далеко назад, выбивая из наших тел еще теплившуюся внутри жизнь. Теперь все, что я могу, — только лежать и наблюдать, как все вокруг рушится, взрывается и окутывается языками пламени. Тело наливается свинцом и я не могу пошевелиться. Позвать ментора. Увидеть, что стало с остальными. Боль проникает в каждую клеточку. Чувствую в своей руке чью-то ладонь. Сознание покидает меня, и все, о чем прошу напоследок, — чтобы это был Хеймитч.

========== Глава 45. Танец на костях ==========

Боль в теле чуть утихла, но не прошла, превратившись из острой в тупую, ноющую. Озираюсь по сторонам. Небольшая комнатка сплошь заставлена узкими койками. На соседних лежат Бити, Рубака, Финник и Китнисс. Оба мертвенно-бледные, но живые. Если прислушаться, можно уловить тихое, прерывистое дыхание. Значит, все получилось. Нас вытащили. Только где остальные? Мне не дает покоя нехорошее предчувствие — Плутарх предполагал, что нас всех сильно ранят, потому и распорядился об отдельном больничном отсеке, — неужели Хеймитч, Пит, Энни и Джоанна поднялись на борт сами, без единой царапины?

Поднимаю голову с подушки и осторожно спускаю ноги вниз, на холодный пол. Моментально накатывает головокружение, и мне приходится схватиться за край жесткого матраса, чтобы не упасть. Несколько минут стою неподвижно: жду, когда хоть немного полегчает, и я смогу найти остальных. Обуваюсь, одергиваю короткую сорочку — наподобие той, в какие одевают пациентов в больницах, — и покидаю тесную комнату.

Иду по узкому коридору так быстро, как позволяют силы. Только вижу вдали металлическую дверь, и ноги сами переходят на бег. В голове, словно птицы в клетке, бьются имена тех, кого не было в больничном отсеке. Толкаю дверь и мгновенно теряю остатки зрения от яркого света, что льется из окон. Прикладываю ладонь к глазам и различаю длинный стол в середине комнаты, но не обеденный, а, скорее, рабочий, и несколько стульев вокруг него.

— Доброе утро, мисс Роу.

Плутарх Хевенсби стоит во главе стола и тепло улыбается. На другом конце сидит Лео.

— А вы сильнее, чем я думал. Быстро пришли в себя.

— Приходится, — без приглашения опускаюсь ближайший стул.

— Помните что-нибудь из того, что случилось в последние десять минут?

— Где остальные? — парирую я. — В том отсеке далеко не все, кто должен был быть на борту этого планолета.

Бывший Главный Распорядитель как-то сразу сникает и отводит глаза. Тревога, что спала где-то в глубинах сердца, пробуждается и принимается царапать меня своими острыми когтями.

— Лео, — онемевшие губы почти не слушаются, — что случилось?

Мужчина пытается оставаться таким же невозмутимым, как и всегда, но получается не очень. Тот же смущенно-виноватый взгляд, что у Плутарха. Он знает, что мне безразлична судьба Финника, Джоанны и даже Пита. Что мой вопрос — только об одном человеке.

— Хеймитча взяли.

Сердце останавливается и пол уходит из-под ног. Я снова переживаю тот момент, когда нас выбросили из планолета и падаю, падаю, падаю в черную бездну. Только теперь падение длится намного дольше, а рядом — никого.

— Сноу убьет его, — шепчу я, не обращаясь ни к одному из присутствующих.

— Вряд ли, — успокаивает меня Лео. — Разве что будет пытать, но Хеймитч сильный, выдержит. Сейчас Президенту важнее уничтожить Китнисс и Пита — уничтожить не только людей, но и символы, а потому до Эбернети очередь дойдет совсем не скоро. К тому времени мы успеем что-нибудь придумать.

«Да что тут придумывать, когда надо просто лететь обратно и освобождать его?!» — я молчу, понимая, что истерика не добавит моим словам убедительности.

— А что с Мелларком? — разум возвращается, но это, скорее, временная отсрочка, а не выздоровление.

— Он тоже в Капитолии.

— Как и Джоанна и Энни, верно?

— Да, — досадливо морщится Плутарх.

— Как это произошло?

— Это уже не так важно, — нерешительно возражает Лео, видимо, не желая меня волновать.

Мой голос дрожит, но уже не от бессилия, а от гнева. Я имею право знать.

— Отвечай.