Пожалуй, армия охотников за удачей фон Рейбеля представляет большую опасность, чем фрадштадтский экспедиционный корпус. Островитян и меньше, и вояки они неважные, особенно на суше. Янош же остается верен себе – по-прежнему свято верует в непобедимость своей тяжелой кавалерии и мастерство штыкового боя пехоты. Орудий в его стане вижу всего стволов тридцать и теперь понимаю, почему он оставил в обозе нашу трофейную артиллерию – у короля Улории элементарно нет для нее обслуживающего персонала! Думаю, что это уже приговор: если человек не делает выводы из своих поражений, значит, остановился в развитии и прямая дорога ему на свалку истории.
Но это все только теоретически, а практически здесь и сейчас Янош вправе рассчитывать на успех ввиду явного превосходства в силах. Вот и выходит, что мне жизненно необходимо если не уравнять эти самые силы, то свести его превосходство к минимуму. И самому не оплошать.
Неожиданно где-то левее, в зоне ответственности улорийцев, послышались взрывы, стрельба, крики. Уже наученный горьким опытом лагерь быстро проснулся и стал походить на растревоженный улей: люди еще не понимали, откуда грозит опасность, но без лишней суеты занимали оборону прямо на месте своей ночевки. Что ж, этот момент мы их уже заставили отработать, теперь нужно бы придумать что-то другое, чего не ждут.
– На три минуты запоздали гусары, – прошептал Лукошкин, глядя на часы.
– Смотрите, – Кузьмин указал пальцем в сторону стана наемников, откуда к месту нападения быстро двигалась группа всадников, – неужто в облаву пойдут?
– Пустое, наши уже уходят, – уверенно заявил капитан, хотя стрельба сейчас звучала на порядок громче, чем в начале налета.
– А почему именно наемники так усердствуют? – поинтересовался я, внимательно разглядывая проходящую прямо под нашим холмом конную массу численностью человек так в двести.
– А они в таких делах тут самые опытные, – охотно ответил капитан, – что улорийцы, что островитяне обучены в поле воевать да города брать или защищать, для них наши диверсии сродни разбойничьим набегам. Они бы устроили большую облаву, да считают, что, дойдя до Корбина, и так найдут всех досаждающих им в пути под его стенами, там и посчитаются. А наемники и сами иногда так воюют, и разведчики у них получше улорийских, и следопыты есть. Вот и пытаются прихватить наших во время отхода. В лесу не получалось, там убежать проще, чем догнать, теперь вот в степи пробуют.
– Их генерал с ними пошел, – неожиданно заявил унтер. – Говорят, его удача любит! Как бы действительно не поймали сегодня кого из наших!
– С чего взял про генерала? – я лихорадочно пытался высмотреть в бинокль знакомую по описаниям фигуру, но всадники уже выглядели одной темной массой, да еще удаляющейся от нас.
– Сухощавый такой, и все лицо в шрамах, – ответил Кузьмин, – когда они через лес шли, я его хорошо рассмотрел. А сейчас видел, как он из своего шатра вышел. Ему лошадь сразу подвели, он и повел своих наемников в степь.
– Может такое быть, – подтвердил Лукошкин, – фон Рейбель часто сам в атаки ходит, может и здесь принимать участие. Мы вообще стараемся акции устраивать подальше от расположения наемников, так потерь меньше.
Ну вот, уже не зря сходил, интересная информация к размышлению. Может, хорошего понемножку и не стоит дальше дразнить судьбу? Не ровен час попадусь – тогда что? Все пойдет прахом. По любым канонам не имею я права на такой риск, эта вылазка – чистой воды авантюра, и если поворачивать назад, то сейчас самое время.
– Ваше сиятельство, может, ну его? – словно услышав мои мысли, в очередной раз попытался образумить меня капитан.
Вот если бы это не было произнесено сейчас вслух, я бы дал задний ход. А так – проклятущая упертость включилась: вроде как пошел на серьезное дело, а в последний момент передумал, два шага не дошел, сдрейфил. Что скажут люди? Хихикать за спиной будут.
В общем, нежелание ловить на себе снисходительные взгляды своих бойцов и стремление пройти до конца самому себе назначенное испытание победили здравый смысл и осторожность.
– Мы почти в лагере, давайте уже доведем дело до конца.
– Тогда сейчас самое время, – тяжко вздохнул Лукошкин, – пока суета не улеглась.
Мы даже не стали подползать к самой границе лагеря, а воспользовались сумбуром, возникшим из-за возврата разрозненных групп быстрого реагирования из степи. Выбрав момент, когда одна из таких групп прошла у подножия холма, мы поднялись во весь рост и не спеша спустились вниз, присоединившись к поисковикам.
– Что у вас? – заметив наше приближение, поинтересовался молоденький прапорщик-улориец.
– Пусто! – Лукошкин раздраженно махнул рукой, показывая, что и не надеялся особо на успех.
– Проклятые таридийцы даже лошадей научили ползать! – пожаловался в ответ прапорщик. – Они вскакивают в каких-то трех метрах от часовых, и те даже пикнуть не успевают!
– Трусливые собаки! – проворчал Кузьмин себе под нос.
– Да! – тут же согласился с ним улориец. – Боятся сойтись с нами лицом к лицу в честной битве!