Игра на разных барабанах

Я старался забыть о том, что видел внизу. Занялся сооружением нового укрытия. На берег моря меня уже не тянуло. Оттуда можно было ждать только чего-то страшного. Ночью, лежа на своем выстланном сухой травой ложе, я не мог освободиться от кошмарных видений. К первому — мертвые из моря — присоединилось теперь другое: обнаженная крылатая фигура. Это она прыгает между утопленниками, касаясь их продолговатым предметом, а они оживают и, как зомби, бродят по пляжу в ожидании корабля, который заберет их с этого острова мертвых. Я боялся, что сойду с ума, поэтому вспоминал город: мощеные улицы, на которых не увидишь ни клочка травы, их симметрию, их право и лево, их там и здесь. Освещенные рестораны, звонки трамваев. Представлял себе трамвайный билет, его очевидность и простую надпись. Цена. Деньги, расписание поездов. Календарь и обозначенные красным воскресенья. Вспоминал книги, стоящие рядами на полке, их названия. Объявления, пестрящие на добротных приземистых тумбах. Названия улиц на эмалированных табличках. Мир, полный ясных указаний. Слова и их простые значения. Словари, на заполненных печатным текстом страницах которых содержится в порядке целый язык, которые позволяют переводить с одного языка на другой. Энциклопедии, всегда готовые прийти на помощь. Возможность прочесть надписи на камне благодаря книгам, безотказным библиотекарям, университетам, филологам. Присутствие в мире, где все рано или поздно поддается пониманию. Мне казалось, что ужасна именно невозможность понять ту надпись. Что, разгадай я смысл каменных слов, не боялся бы так, мог бы в него вникнуть, почувствовать его широту, нырнуть, коснуться дна и вернуться. Но нерасшифрованная надпись превращалась в домыслы, подбитые страхом, перерастала остров. А если эти слова означали «смерть» или «дьявол» и заключали в себе пророчество, обещание самого худшего?

В одну из тех жарких ночей небо на северо-западе раз за разом вспыхивало. Мне казалось, что я слышу вдалеке глухой рокот. Может, это гроза, думал я с надеждой, но знал: это — отголоски войны. Она продолжалась и, возможно, никогда не кончится. А что, если так будет всегда?

На следующий день я решил все же пойти вниз — сам не знаю, зачем. Спускаясь, старался не думать о камне из фиговой рощи. А когда увидел пляж, понял, что сюда меня привела мысль, которую я пытался скрыть от самого себя, желание столь сильное, что у меня задрожали руки, когда я приступил к его осуществлению, — начал собирать в кучу все ветки, какие попадались под руку, даже предназначенные для постройки плота, — тащил и сверху, и из рощи. Я решил до вечера сложить огромный костер и разжечь его этой ночью. Хотел привлечь хоть кого-нибудь, даже если это окажется смерть. Целый день носил палки, не обращая внимания, что обдираю руки и ноги. Пошел дальше, но не в сторону камня, волок по пляжу сухие искривленные старые оливы. Представлял себе греческих рыбаков, которые со своих лодок увидят огонь. Или какое-нибудь торговое судно. Плавают ли они еще, несмотря на войну? Ах, пусть даже это будут солдаты, хоть немецкие. Пусть меня заберут, чтобы сразу расстрелять. Мне казалось, весь остров смотрит на меня с иронией. Я делал это ему назло.

В полдень я увидел на воде какой-то предмет. Он мелькал среди ослепительных отблесков солнца, манил. Я вглядывался, не двигаясь с места, думая, что это огромный кусок дерева. Но потом сообразил, что вижу лодку. Пустую лодку. Она выглядела нереально, как привидение. Мои глаза отвыкли от таких предметов. Я испугался, что у меня галлюцинация.

Бредя по воде, а потом плывя к лодке, я был уверен, что она пуста. Что будет так, как с тем лазоревым озерцом на горе, как с потоками пресной воды, — когда о чем-нибудь постоянно думаешь, о чем-то мечтаешь и тоскуешь, получаешь желаемое. Я получил лодку в подарок. Может, мне помогла та выбитая на камне короткая надпись, может, там написано «лодка».

Помню, какое впечатление произвели на меня остатки краски на борту, форма, созданная человеком, тщательно продуманная и построенная по четкому плану для жизни. Лодка олицетворяла весь оставшийся где-то мир: корабли и порты, уличные мостовые и кафе, вино и пончики, расписание поездов и газеты, банкноты и почту, прачечные и театры. Я плыл к лодке, избавившись от Робинзона, — сейчас он казался мне призраком. Смешным, в общем-то, совсем не страшным. И мысли… опять появились мысли, их было много, и они неслись, как косяк мелких рыбешек, мечущихся в воде то в одну, то в другую сторону. И снова появился я.

С трудом мне удалось высвободить неподвижную тяжесть лодки из ловушки скал. Я толкал ее перед собой, борясь с волнами, захлебываясь морской водой. Толкал влево, где, я знал, было мелко, и когда коснулся ногами дна, стало значительно легче. Это была самая большая моя добыча, деревянный кит, ковчег, который спасет мне жизнь. Вода незаметно поднималась, и я понимал, что, если бы опоздал на час, лодка уплыла бы, унесенная приливом.