Игра на разных барабанах

Представление было намечено на День Поклонения Волхвов[19]. За праздники выпало много снега, и голая постройка преобразилась в сказочный град. Уже накануне съехались сотни гостей из Силезии, Поморья, Саксонии и Чехии, а празднество началось с большого бала. Танцующие пары двигались красочным кортежем, звуки музыки проникали в каждый уголок раттенского замка. Кубки наполнялись рейнским вином. Рекой лилось пиво из Чехии и крепкая водка с востока, отменно разогревающая зимой иззябшее тело. Изобилие хлебов и масла, и сыров, и всевозможных пирогов, и фруктов, с таким трудом доставленных с юга, и рыбы, печеной, жареной и отваренной, и блюд с тушеной капустой, и жирных фасолевых похлебок, и разнообразных сладостей манило взгляд и вместе с тем разочаровывало. Гости невольно искали глазами — хотя пиршество было великолепным — увесистых бараньих ног, кругов колбасы, лоснящихся от жира кусков жаркого. Мяса не подали. Гости тут и там, пока были трезвы, шепотом отмечали эту странность. Хозяин слыл романтиком. Ну что ж, гостям не пристало требовать мяса, негоже допытываться у кусающей губы побледневшей хозяйки, когда же принесут долгожданные блюда. Позже, в разгар веселья, никто уже не вспоминал о еде. Под утро винные испарения окутали все вокруг, а утомленные разгулом тела погрузились в сумбурно-сладкий сон.

В полдень, закутавшись в меха, гости высыпали на террасы; грянула музыка. Окоченевшие пальцы музыкантов извлекали из инструментов звуки величественной увертюры, и взору собравшихся явилось прекрасное зрелище. Заснеженный город искрился в лучах солнца, на его стенах сидели сарацины в ярких тюрбанах, под стенами выстроилось христианское воинство. Громкий голос кантора[20] возвестил начало представления запевом:

— Боже! Язычники пришли в наследие Твое, осквернили святой храм Твой[21].

Услышав этот призыв, войско крестоносцев разделилось на четыре группы и, пройдя под террасами замка, заняло надлежащие позиции.

— Перед вами благородные рыцари, — выкрикивал кантор, комментируя шествие, а те, кого он называл, низко кланялись зрителям. — Доблестный Готфрид и его брат Евстахий из Булони. А вот Летальд и Энгельберт Турнейский с отрядом отборных воинов. Вот Танкред со своим ополчением, а за ним Роберт из Фландрии. Славнейший из рыцарей — Готфрид Бульонский…

А когда на городской стене показался язычник Ифтихар, его встретили топаньем и улюлюканьем: «Нехристь!» «Сгинь!» «Трус!» «Поганый пес!»

Зрители, ошеломленные зрелищем и роскошью одежд, бурно аплодировали, дамы махали рыцарям платочками. Костюмы были великолепны — трудно было поверить, что доспехи и кольчуги прикрывают лишь немытые тела местных крестьян.

— Обретем же наследственные уделы Божии, — провозглашал голос, а музыка звучала все громче, сопровождая перестроение готовящихся к приступу крестоносцев.

— Придет Господь в огне, и колесницы Его — как вихрь, чтобы излить гнев Свой с яростью и прощение Свое с пылающим огнем.

Начавшийся штурм развернулся так стремительно, что фон Кинаст забеспокоился. А что, если все закончится слишком быстро? Замешавшись в толпу гостей на террасе, он ощущал возбужденный жар их тел, ускоренное биение сердец.

Главный удар обрушился на гору Сион и на северную часть города. Сарацины, однако, так яростно защищали город, что крестоносцам пришлось отступить. В бой вступили осадные башни: одна большая, вторая поменьше; они подошли вплотную к скользкой стене. Катапульты на толстых ремнях метали огромные снежные ядра, долетавшие до самого центра города, сея там смятение. Одновременно с юго-запада Танкред со своим ополчением бросился в атаку и с невероятной ловкостью взобрался на крепостную стену. Стойкость защитников не имела себе равных. Обе стороны, казалось, сражались не на жизнь, а на смерть. Несколько воинов сорвались с обледенелой стены и провалились в снежные сугробы. Никто не обратил на них внимания. В стене образовался пролом, через который внутрь города ворвались храбрые рыцари. Раздались вопли и стенания раненых, кого-то задавили, где-то на снегу расплылось алое пятно крови. Слетали с голов цветные тюрбаны, рвались переплетения кольчуг, лопались тонкие доспехи, деревянные кресты молотили по спинам. Кантор едва поспевал с текстом, события опережали сценарий.

— Пойте Богу нашему, пойте; пойте Царю нашему, пойте, ибо Бог — Царь всей земли.