Они едва успели на автобус. Он подъехал запотевший, почти пустой — жестяная коробка из-под монпансье. На заднем сиденье теснилась группка подростков. Видно, ехали в город на дискотеку. Младшая разглядывала их исподлобья, но жадно. Оценивала девушек, особенно одну, в кожаной куртке и облегающих джинсах. Мать о чем-то тихо спросила дочь, но та лишь огрызнулась в ответ. Затем протерла покрытое испариной стекло и уставилась в мигающий огнями сумрак за окном. Молодежь поехала дальше, а обе женщины вышли на второй остановке, там, где проселочная дорога пересекалась с двухполосным шоссе, по которому с ревом мчались большие грузовики.
Миновав празднично иллюминированный мотель, они добрались до павильона, где торговали жареной рыбой. С минуту постояли перед вывеской «Всегда в продаже кока-кола», которая, словно огромная красная луна, освещала только что отремонтированный фасад дома.
— Позовем его сюда или как? — спросила мать.
— Ты иди, а я с ребенком тут подожду.
Старшая вошла внутрь и сразу же вернулась.
— Нет его. Дома он.
Переглянувшись, они направились во двор. Залаяла привязанная к конуре собака. Автоматически зажегся фонарь. Снег заботливо прикрыл строительный хаос — штабеля досок, кипы затянутого в пленку пенопласта, пирамиды пустотелых блоков. Пан Владек строил гараж.
Он вышел к ним. Статный рыжеволосый мужчина в свитере ручной вязки, который безбожно распускался на рукавах. С удивлением посмотрел на них.
— Чего это вы здесь делаете в такое время? — спросил, не поздоровавшись.
— Мы по делу, — ответила старшая.
— Да? — протянул он еще более удивленно.
— Войти можно?
Он замялся, но только на секунду, почти незаметно. Впустил женщин в дом, в свежеоштукатуренную прихожую с комочками цемента на полу, которые хрустели у них под ногами. Они вошли в кухню, беспорядочно заваленную вещами. Хозяин, наверное, налаживал что-то под мойкой, потому что шкафчик был отодвинут от стены, открывая тайны водопроводных труб и соединительных колен.
— Присесть-то можно? — спросила старшая.
Мужчина поставил два стула почти посредине кухни, сам закурил и оперся на выдвинутый шкафчик. Только теперь он заметил ребенка и улыбнулся:
— Мальчик или девочка?
— Мальчик, мальчик, — ответила младшая и развернула одеяльце.
Потом подтянула сползшую на глаза малыша голубую шерстяную шапочку.
Ребенок спал. Его крохотное сморщенное личико напомнило пану Владеку сырое ядро лесного ореха. Очень уж было некрасивое.
— Хорошенький, — сказал он. — А звать-то как?
— Еще никак, — весело откликнулась девушка.
— Владислав, — немедля вставила старшая.
— Владислав? — изумился он. — Да кто же нынче так называет детей?
Мужчина поморщился. Затянулся сигаретой.
— Так какое у вас дело?
— Тебя зовут Владислав, и он Владислав… — продолжила старшая.
— Пусть будет Владиславом, почему бы и нет.
Помолчали. Мужчина стряхнул пепел на пол.
— Ну, чего там у вас?
Женщина быстро перевела взгляд на верхушку стоящего у стены карниза и, не сводя с него глаз, сказала:
— Это твой ребенок, Владек. Скоро Рождество, вот мы и хотим его окрестить.
Лицо мужчины застыло.
— Ты чего, Халина, охуела? Да как же это может быть мой ребенок? Говори, Ивонка, — обратился он к девушке, — как это может быть мой ребенок, чего вы брешете?
Ивонка закусила губу и принялась судорожно качать ребенка. Малыш проснулся и захныкал.
— Кто его отец? — спросил мужчина.
— Ты. Это твой ребенок.
Мужчина выпрямился и затоптал сигарету.
— А ну пошли отсюда, живо, обе.
Они, помедлив, поднялись. Ивонка натянула малышу на глазки голубую шапочку.
— А ну, пошли, пошли, — подгонял он их.
— Ну ладно, Владек, в таком случае отец — твой сын Яцек, — неожиданно заявила старшая уже в дверях, не оборачиваясь.
— Он здесь был на Пасху, — вызывающе бросила Ивонка.
— Убирайтесь.
Дверь за ними захлопнулась. Женщины молча стояли на грязном, истоптанном снегу. Через секунду погас свет.
— Ну и чего теперь? — спросила Ивонка у матери.
— Чего-чего? Ничего.
Автобус должен был прийти только через час, поэтому назад они поплелись пешком.
— Говорила я тебе, надо взять коляску. Будем теперь тащиться целый час.
— Лучше уж идти, чем мерзнуть на остановке.
Ночью ребенка что-то беспокоило. Ивонка спала как убитая, поэтому мать мочила уголок пеленки в теплой воде и давала малышу пососать. Он беспомощно шевелил крохотным ротиком. Сквозь щели плиты в кухне мерцал огонь.
Поутру обе были в магазине. Ивонка купила себе мороженое «Магнум». Оно стоило безумные деньги. Мать принялась ей выговаривать, мол, дело даже не в деньгах, а что она простудится и пропадет молоко. Ивонка спокойно съела мороженое и пожала плечами. Ребенок спал в голубой коляске.
— Какой хорошенький мальчуган, — разохалась продавщица; она вышла на крыльцо магазина в белом нейлоновом халатике, наброшенном на свитер. — Ой, холод-то какой.