Игра на своем поле

– Я должен вам сказать кое-что, даже с риском, что эти слова прозвучат клеветой на моего соперника. Но мне надо услышать ваше мнение. Я по-прежнему в ужасе от того, что Блент сделал или собирался сделать. Мне всегда казалось, что я неплохо знаю жизнь и разбираюсь в людях, но его поступок для меня непостижим. То есть теоретически я это, пожалуй, могу понять. Если мне скажут, что в нашем мире вообще практикуются взятки, я поверю – да, видимо, это так. Но когда мальчишка Блент берет взятку – тут уже другое дело. Правда, я особенно не задумывался над его характером, но, заметьте, совершенно его не зная, а только наблюдая со стороны, я считал, что он лучше и выше всей этой братии великих футболистов. И вот пожалуйста, такой глупый и гадкий поступок, который не искупается одним раскаянием! Впрочем, дальше уже моя забота, раз я ему поверил и знаю, как действовать. Но я хочу услышать ваше мнение, Лили. Положа руку на сердце, что вы думаете сейчас о Бленте?

– Это лобовая атака, – сказала она, посмотрев на него без улыбки. – Меня Рей тронул и позабавил, вот и все. Мне хотелось смеяться над его серьезной физиономией, но именно его серьезная физиономия меня и остановила. А если бы я позволила себе рассмеяться, то поцеловала бы его: ведь он поступил так ради меня! Но я не сделала ни того, ни другого, а просто сидела как каменная.

– Так. Стало быть, вас это не потрясло?

– Рей за свою жизнь не видел таких денег, и я даже не знаю, что более трогательно: его благородный жест или его наивная уверенность, что нам хватит двух тысяч. – Она храбро поглядела на Чарльза. – Я бы наверняка вышла за него замуж, если бы он довел дело до конца, но не могла же я в этом признаться, когда он пошел на попятный!

– Вы стараетесь меня поразить, – сказал Чарльз. – Но неужели вам чужды нормы порядочности?

– Вы просили, и я честно вам призналась. А что касается норм порядочности, то в этом я разбираюсь не хуже вас, мой дорогой и уважаемый учитель. Причем не забудьте, у меня преимущество: я постоянно имею возможность наблюдать, как фабрикуются эти нормы применительно к нужному случаю. Сказать по правде, мне смешно, когда люди начинают охать, обнаружив, что драгоценный футбол – обыкновенная липа. Я-то знаю, что и флаги, и оркестры, и юноши с волевыми подбородками, и почтенные зрители на трибунах, и подвыпившие папаши, со слезами на глазах вспоминающие далекую и сильно приукрашенную молодость, и бесконечная болтовня о мужестве и воспитании характера – это же самое что ни на есть торжество надувательства! Так пусть хоть раз все увидят, на чем это держится. Пожалуйста, не смотрите на меня такими удивленными, страдальческими глазами! Я подозреваю, что вы со мной согласны.

– Даже если и согласен, то лишь в общих чертах. А если это отбросить, то остается личная порядочность. Тут дело даже не в принципах и не в убеждениях. Порядочный человек так не делает – и все. Простое, элементарное чувство учит его…

– Ходить в уборную, – досказала Лили.

– Прошу без пошлых студенческих острот!

– Как вам угодно, милый, но вы же сами хотели узнать мое мнение! Или вы бы предпочли, чтобы я лгала и восклицала: «Ох, какой ужас!» А я вот не вижу никакого ужаса. Я вижу лишь еще одно доказательство колоссальной и вечной лжи, которая окружает нас со всех сторон. Как вы думаете, каким образом мой отец достиг своего положения?

– Это старая песня, – возразил Чарльз, – однако же цивилизация продолжает существовать!

– А что такое цивилизация, как не мой папаша? Или вам, может быть, кажется, что это вы?

– Ну, послушайте, – терпеливо начал Чарльз, – вот вам доказательство. Даже Блент, из-за которого у нас разгорелся этот глупый спор, даже он понимает разницу между добром и злом. Инстинктивно понимает. Он сказал мне совершенно серьезно, что, если наши проиграют, он покончит с собой. Я не верю, что он решится, это мальчишеская героика, но разве она не показывает, как он переживает этот случай?

– Зато если он не решится, а что не решится, это точно, – холодно сказала Лили, – то тут уже не будет ни героики, ни глубины, а только одно мальчишество, верно?

– Ваше право так считать, конечно, – пробормотал Чарльз.

Лили рассмеялась:

– Не ссорьтесь со мной, Чарльз! Вы меня не совсем поняли. Вы хотите меня переспорить и оказаться правым, а я к этому и не стремлюсь. Я хочу одного: делать то, что мне нравится.

– Многого захотели… – мрачно сказал Чарльз, но затем невольно усмехнулся. – Неужели я оторвался от жизни? Неужели вы считаете, что ваше поколение, которое я призван обучать, мыслит так же, как вы?

– Педант! – В голосе Лили послышались ласковые нотки. – Сомневаюсь. Скорее они – как вы, только менее образованные. Идеалисты, вроде Рея, серьезные, полные благих намерений, а на поверку – все-таки нечестные. Может быть, вы и Рей – не такие уж разные люди…

– А вы?

– А я такая, как есть. – Она, видимо, хотела что-то добавить, но передумала и кончила неожиданным признанием: – И мне не слишком-то хорошо, и сама я не очень хорошая.