Игра на вес золота

— Вы опять правы, товарищ генерал, грешна, — я села прямо как примерная школьница на уроке, опустила глазки и сложила ручки на сдвинутых вместе коленках, — съездила к ребятам, попросила. Они вошли в положение и помогли. Но я же старалась для общего дела.

— Доиграешься ты у меня, точно говорю. Ростова, предупреждаю, чтобы это было в последний раз. А то я с вами так до пенсии не дотяну.

— Есть, товарищ генерал, — я подняла голову и, посмотрев на начальника, увидела лукавые искорки в его обычно холодных как лёд, голубых глазах.

— Так где, говоришь, пропала наша медсестра? — спросил генерал.

— Под Смоленском. Откуда и призывалась. А дальше — полная неизвестность, вплоть до мая 1944 года.

— Опять Смоленск? — нахмурился Тарасов.

— Ну, это, скорее всего, простое совпадение. Хотя… Всякое бывает. Я считаю, что со всей этой историей нужно разбираться очень вдумчиво. Но собирать информацию придётся буквально по крупицам. Уж очень всё в этом деле непонятно. Если углубляться в детали, то фигура Блюмкиной-Веретенниковой слишком уж неоднозначна. Ну, посудите сами, имея на груди такой иконостас в виде высших боевых орденов, она никогда и никому не обмолвилась об этом и словом. И это, учитывая то, что всякого рода секретность по давности лет уже давно снята. А, посему, совершенно непонятно, почему Веретенникова не выхлопотала себе, например, персональную пенсию? Ведь, если подойти к этому вопросу реально, она имела на это право?

— Нет не имела, — жёстко вмешался Суходольский. — О её заслугах, я имею в виду Веретенникову, а не пенсию, нам известно только по награждениям. Но, смею заметить, она была военнообязанной и весь интересующий нас период своей деятельности находилась без вести пропавшей, и, следовательно, никоим образом не могла претендовать на какие бы то ни было льготы. Ещё не известно, чем она там у немцев занималась! Кроме того, напомню, что в её персональном деле присутствуют и совершенно иные факты. Например, известно, что в конце, а именно в ноябре 1940 года, её отец, будучи 2-м секретарём посольства СССР в Швеции, был в срочном порядке отозван в Москву, где был арестован, предан суду и расстрелян по обвинению в связи с немецкой разведкой. Как следствие этого, студентка Веретенникова была исключена из комсомола и отчислена с четвёртого курса 2-го медицинского института, как дочь врага народа. Кстати, мать Веретенниковой — учительница немецкого. А в личном деле Веретенниковой чётко сказано — «владеет немецким языком свободно». Так что, лично мне, все понятно.

— Что тебе понятно? — В указанный тобой период было отозвано из заграницы более сорока наших резидентов и все они были расстреляны! А после реабилитированы! Так, что давай уж сразу запишем её в немецкие шпионки и делу конец, — взъерепенилась я. — Мне, например, в отличии от тебя, ничего не понятно! Да она после всего этого должна была озлобиться на весь мир! Ведь отчисление из института, как правило, это следствие того, что она не предала отца. Мне, например, эта девочка определённо нравится. Сразу чувствуется характер. И, заметьте — её выгнали из института и комсомола, а она не опустила руки! Решила — хрен в вами — пойду на фронт! Даже простой медсестрой! И добилась своего!

— Ростова, — примирительно сказал Тарасов, — делать свойственные вашему молодому возрасту скоропалительные выводы, ругаться и выяснять отношения будете потом, а сейчас меня интересуют только факты!