Игра на выживание

В пункте регистрации меня сразу отделяют от тех, кто идет с детьми. Я стою в очереди одиноких «взрослых» женщин. Большинство из них примерно моего возраста, но определить точнее сложно.

«Постарайся не принимать все это на свой счет, – говорил мне в Хитроу Фил, тот, у которого я украла огниво. – Для несовершеннолетних разработаны специальные инструкции и нормы. С ними в обязательном порядке беседуют соцработники, их осматривают доктора и психологи. Их не имеют права помещать в одиночные камеры. Все дело в ресурсах, Мари».

Очередь ведет к столу, за которым сидит имгрим. В ее распоряжении нанонет с голографическими клавиатурой и монитором и ручным иридосканером. И все эти штуки гудят. На самом деле кажется, что вся комната издает техношум. Странно, что я его забыла, ведь этот шум был саундтреком моей жизни. А теперь мне кажется, будто у меня возникли проблемы со слухом.

Еще на столе имгрима целая стопка прозрачных пластиковых пакетов. Возможно, они сделаны из водорослей. Это бесполезное допущение приходит мне в голову одновременно с воспоминанием о том, как мама говорила, что не будь она инженером, то, скорее всего, занялась бы длинноцепочечными полимерами. Задержанные подходят к столу, и имгрим, не отрывая глаз от голографического монитора, просто протягивает руку. Если у женщины в очереди есть документы, имгрим их забирает. Затем документы сверяются с данными на мониторе, задержанная проверяется иридосканером, ей выдается пакет и напечатанный на 3D-принтере браслет. В пакет складываются личные вещи задержанной женщины или девушки.

Над столом висит табличка:

«Все задержанные в процессе регистрации проходят досмотр с полным раздеванием. Все, кто попытается утаить какой-либо предмет, направляются в административный блок».

Табличка на двух языках: на английском и гэльском. Первым идет гэльский. Что значит «административный блок», не поясняется, но догадаться нетрудно.

Подходит моя очередь. Протягиваю документы. Имгрим смотрит на документы, на монитор, пробегает пальцами по виртуальной клавиатуре, сканирует мои глаза пультом-палочкой и снова смотрит на монитор.

Вот сейчас она поймет, что мне четырнадцать.

Я жду.

Имгрим нажимает на несколько подсвеченных клавиш. А потом просто отправляет мои документы ко всем остальным в настольный лоток и протягивает мне пакет.

А я стою и не двигаюсь.

Наконец она поднимает голову. Женщина, мягко скажем, не симпатичная: волосы затянуты в тугой узел на затылке, а глаза маленькие и очень близко посажены.

– Личные вещи в пакет, – командует она.

Достаю револьвер.

Глаза имгрима становятся еще меньше.

Прикидываю: может, прицелиться ей в голову? Или садануть рукояткой по черепу? Пожалуй, нет. Напасть на имгрима с незаряженным револьвером, притом что в холле полно вооруженных охранников, – неправильное решение.

Живи, Мари. Ты должна выжить!

Да, мама.

И я просто поддеваю револьвер указательным пальцем за спусковую скобу. Так можно его крутануть. Что я и делаю. Всего-то пару-тройку оборотов. Зря я это делаю. Как папа напрасно выскочил из машины с открытыми руками. И тот мужчина тоже зря тряс клетку, как горилла. Но есть в этой жизни вещи, которые ты просто не можешь не сделать. Они определяют тебя как личность. Большие или маленькие. Поступая так, а не иначе, ты остаешься собой. Пусть даже это опасно. И плевать на риски или возможность выбирать.

Я улыбаюсь.

Улыбка тоже из этой серии.

Роняю револьвер в пакет.

Следом за револьвером – платок, который был узелком с едой, а теперь – просто тряпочка.

И последнее, что я опускаю в пакет, – мое огниво.

Флягу оставляю при себе. Она висит на шнурке у меня на шее.

«Помни, – сказал папа, когда вручал мне мою первую металлическую флягу, – вода – это жизнь».

Имгрим поднимает глаза, смотрит на флягу и указывает на табличку у себя над головой.

«Все, кто попытается утаить какой-либо предмет, направляются в административный блок».

– Я ничего не утаиваю, – говорю я.

– Ты испытываешь мое терпение, – говорит имгрим.

– Это всего лишь фляга, – говорю я.

– Положи ее в пакет, – говорит она. – Быстро.

Я опускаю флягу в пакет. Фляга еще наполовину заполнена – слышно, как плещется вода. Я смотрю на свою флягу в прозрачном пластиковом пакете, и мне сразу хочется пить. Кажется, что целое озеро бы выпила. Женщина затягивает пакет стяжкой, такие еще используют вместо наручников. Потом она выуживает из подноса принтера свеженькую бирку и сильнее, чем это необходимо, фиксирует ее у меня на запястье.

В этот момент я перестаю быть Мари Энн Бейн. Я становлюсь Реп1787Ф. «Ф» – «фимейл». Это понятно – я женского пола. 1787 – мой номер. Но вот что означает «Реп», я не понимаю. В Хитроу я была Шот5271Ф. «Шот», ясное дело, – Шотландия.

– Что значит «Реп»? – спрашиваю я.

– Это значит, – отвечает имгрим, – что ты сейчас пройдешь вон в ту дверь.

31 Матрас

Я прохожу в «вон ту дверь».