Игра на выживание

– А я доктор Наик. Я возглавляю команду психиатров в этом отделении.

Я сажусь на стул, но не опираюсь на спинку и держу ухо востро.

– Хотите кофе? – предлагает доктор.

– Да.

Последний раз я пила кофе еще в Каире. В Хитроу кофе рассматривался как оружие нападения. И его действительно можно было так использовать, если он был достаточно горячим.

Доктор Наик наливает мне кофе и спрашивает, как я предпочитаю – с молоком или без.

Я предпочитаю с молоком.

– Полагаю, вы хотите узнать, почему вы здесь, – говорит доктор.

Я хочу. Уютная обстановка в кабинете и этот доброжелательный с виду доктор будят во мне нежелательные ростки надежды. Надежда – это опасно. Она делает тебя доверчивой, а потом, когда ты понимаешь, что все – обман, становится только больнее. Я давно научилась защищаться от надежды. Но в этом отрезке Настоящего времени я допускаю мысль о том, что они, возможно, нашли доказательства того, что мне четырнадцать лет, и теперь решили показать меня психиатру и социальному работнику. Меня будут называть по имени, поселят в комнату без решеток на окнах, откроют дверь и отпустят на свободу…

– Дело в мальчике, с которым вас к нам доставили, – говорит доктор Наик. – Он объявил голодовку.

– Голодовку?

Это слово бьет по мне больнее, чем дубинка охранника.

– Увы, боюсь, что так.

– Глупость какая-то, – говорю я.

– Глупость? – с интересом переспрашивает доктор и слегка наклоняет голову набок.

– Да.

– Почему?

– Потому что любой, кому приходилось голодать, не откажется от предложенной еды, – отвечаю я. – А вы так не думаете?

Доктор Наик делает какую-то отметку в своем нанонете. Даже две отметки, если быть точной.

– У нас есть причина полагать, что он выдвинул требование, – говорит доктор.

– И чего он требует?

– Вас.

– Меня?

– Да, вас. Насколько я понимаю, он по вас скучает.

– Он так и сказал? – осторожно подбирая слова, уточняю я.

Доктор смеется:

– Не прямо. Но он нарисовал вот это.

Доктор Наик достает из папки лист бумаги и подталкивает его ко мне. Этот простой детский рисунок совсем не похож на сложные узоры, которые мальчик рисовал на камнях. Он нарисовал мальчика и девочку. Так обычно отвечают на просьбу нарисовать свою семью.

Девочка выше мальчика. Они держатся за руки и улыбаются. Или, скорее, гримасничают. Губы у них растянуты так, что видно зубы. У обоих на верхнем зубе небольшой треугольный скол. С виду мальчик и девочка дружные, как семья, но в то же время кажется, что они могут укусить. Мне становится смешно. Однако я не смеюсь, потому что одновременно мне становится грустно. Но не из-за картинки. Потому что на ней не настоящая семья мальчика. Не та семья, о которой я раньше почти не задумывалась. Я не думала о его родителях, о братьях, если они у него были. Или о сестрах. Старших или даже младших. Та семья стерта из рисунка Настоящего времени, на ее месте новая, которая появилась в силу жизненной необходимости. И я не знаю, от чего меня вдруг переполняют эти эмоции: от того, что нарисовал мальчик, или от того, чего нет на его рисунке.

– На самом деле, – продолжает доктор Наик, – он за все время пребывания у нас ни слова не сказал. – Доктор молчит немного и добавляет: – Я рассматривал принцип избирательной немоты.

Впервые я услышала этот диагноз – избирательная немота – в Хитроу. Избирательность у меня всегда вызывала сомнения, как будто можно выбирать, что именно с тобой случится и как ты на это среагируешь.

– Мо, – говорю я.

– Простите? – не понимает Наик.

– Так его зовут – Мо.

– Мо – уменьшительное от Мохаммед? – уточняет доктор.

– Нет, просто Мо, – говорю я.

– А фамилия?

– Как у меня, Бейн. Он мой брат, – выдерживаю небольшую паузу, но доктор ждет, что я скажу дальше. – Не родной брат, естественно. Его усыновили мои родители. В Судане.

Доктор пристально смотрит на меня карими глазами.

– Никто этому не верит, – говорю я. – Так же как тут у вас не верят, что мне четырнадцать.

– Вы несовершеннолетняя?

– Да. Я прошла проверку в Хитроу, но, похоже, здесь это не считается.

Доктор пробегает длинными пальцами по клавиатуре.

– Я не могу объяснить, почему Мо не разговаривает. Дома он болтал без умолку.

– Вот, – говорит доктор, – нашел ваши данные. Но о вашем брате – ничего.

– Его документы украли.

– Можно об этом подробнее?

И я выдаю ему подробности. Рассказываю замечательную историю. В Прошлом была ложь и была правда. Теперь эти понятия немного размыты.

Я заканчиваю свой рассказ, и доктор говорит:

– Большое спасибо, Мари. Вы мне очень помогли. Не могли бы вы помочь мне еще в одном деле?

Я говорю, что с удовольствием.

42 Игровая

Доктор Наик отводит меня в смежную комнату.