Игра на выживание

— Ну хотя бы два! — Мальчишка вынул ящерицу из окна, но продолжал бежать рядом с машиной. — Сделаете ботинки! Или ремень! — Он говорил по-английски. Игуана же внезапно резко дернулась, пытаясь вырваться, но мальчишка крепко держал её.

Теодор прибавил скорость.

— Одно песо! Купи-и-и-те! — донесся до него уже издалека отчаянный вопль.

Теодор взглянул на Рамона.

— Рамон, ты ушиб голову? Извини.

— Это был мой нос, — с улыбкой ответил Рамон.

GUANAJUATO CON RUIZ CORTINES![29] гласила огромная надпись, намалеванная белой краской на склоне скалы вдоль дороги. Еще один поворот, крутой спуск, и они неожиданно оказались в городе, среди розоватых фасадов домов и домиков и в самой гуще толпе уличных мальчишек, которые хватались за окна и ни за что не хотели отцепиться.

— Мистер, вам нужна гостиница?

— Пожалуйста, не открывайте двери! — взмолился Теодор. Теперь ему приходилось ехать медленнее, и мальчишки бежали рядом с машиной.

Теодор остановился на площади, вышел вместе с Рамоном из машины и закрыл её на ключ. Здесь тоже их окружили мальчишки, и среди них был один карапуз лет пяти, который не сводил с Теодора угрожающе-пристального взгляда, словно желая загипнотизировать его, и сказал:

— Вам нужен отель с горячей водой? Идемте со мной, я покажу! Отель «Санта-Цецилия»!

— Не-а, там сейчас все занято! — возразил мальчик постарше. — Вам лучше пойти в пансион, мистер!

— Нам не нужен отель, — добродушно сказал Теодор, ибо это был единственный способ отделаться от них. — Мы здесь не задержимся. — Он взял Рамона за руку.

Еще какое-то время мальчишки бежали за ними, крича наперебой, а затем, в конце концов, отстали. Было уже около пяти часов, и начинавшее клониться к закату солнце едва коснулось крыш домов. Теодор шел медленно, наслаждаясь ощущением, которое должно было скоро исчезнуть, будто бы все окружающие его люди участвуют в некоей постановке, действие которой разворачивается на городских улицах, превратившихся в декорации. Казалось, что здесь нет ни одного случайного движения, что каждое из них несет свою смысловую нагрузку. Они вышли на другую площадь, где высилось величественное здание «Театро-Хуарес», фронтон которого украшал частокол гладко отполированных каменных колонн бледно-зеленого цвета и аляповатая лепнина, сохранившаяся с прошлого века. Все это было привычно взгляду и хорошо знакомо, отчего казалось ещё привлекательнее.

— Пантеон находится на холме за городом, — сказал Рамон.

— Да, я знаю. — Пантеоном называлось местное кладбище, где и находились мумии. — Сегодня уже поздно, тебе так не кажется? Думаю, будет лучше отправиться туда завтра с утра.

— Ладно, — с готовностью согласился Рамон.

Теодор спросил у Рамона, в какой гостинице он бы предпочел остановиться. Рамон сказал, что обычно он снимал номер в очень дешевом отеле «Ла-Пальма».

— Тебе там будет некомфортно, Тео.

— Это не важно. Если тебе там нравится, то давай поселимся там.

Они вернулись обратно на площадь, где оставили машину, и где находился отель «Ла-Пальма». В воздухе пахло древесным углем, и над площадью витал аппетитный аромат жареной кукурузы и маисовых лепешек. Уже зажглись уличные фонари. Вечер вступал в свои права.

Широкие створки дверей отеля «Ла-Пальма» были распахнуты настежь, и в то время, пока они ожидали, когда хоть кто-нибудь из служащих объявится за обшарпанной стойкой портье, в холл, выложенный кафельной плиткой, с улицы заехала легковая машина. Автомобиль проехал мимо них, направляясь в гараж, находившийся в дальнем конце отеля. Свободным оказался лишь один номер за восемнадцать песо на третьем этаже. В гостинице был лифт, но он не работал. Временно, если верить словам человека за стойкой. Видя нерешительность Рамона, портье бесцеремонно заметил:

— Все остальные гостиницы в городе забиты до отказа. Если не верите, то можете сами позвонить и убедиться. — Он указал на стоящий перед ним телефон.

— Очень хорошо, мы берем этот номер, — сказал Теодор.

Свои чемоданы наверх они отнесли сами. Их номер оказался похожим на больничный бокс, вся обстановка которого состояла из простой двуспальной кровати с продавленной сеткой, жесткого стула, шаткого столика и пары вешалок для верхней одежды, болтавшихся на прибитом к стене крючке. Больше в комнате не было решительно ничего: ни картины на стене, ни корзины для мусора, ни даже пепельницы. Такое положение вещей показалось Теодору забавным.

— Наверное, это самый худший номер, — извиняющимся тоном проговорил Рамон.

— Ничего, мне тут даже нравится!