О, с ней у нас вышла странная история. Они два дня бухали с Маринкой в Лондоне, пока я занималась ее галереей. Ну, и если в Корее считают, что лучший способ для сближения — это алкоголь, то в этом случае они стали чуть ли не сестрами. Я даже как-то начала ревновать. Но когда госпожа адвокат стала навещать меня в больничке и даже задерживаться, развлекая меня разговорами, я поняла, что это не так уж и страшно, иметь в подругах такую интересную личность тем более со связями. Да-да, везде должна быть своя выгода.
А ещё, у меня были родители, которые в прошлом работали в следствии. И как вы думаете, обрадовались они тому факту, что дочь их оказалась в больнице? О вине Фохтина они, конечно, догадывались, но версию эту не озвучивали. Я и сама не хотела втягивать их в это. Мне хватало, что козлом отпущения осталась я. Но когда Максим за мной приехал с разбитым носом, объяснив это тем, что встретился с будущим тестем тет-а-тет, я поняла, что они уже в это влезли сами.
— Ну, думаю, это адекватная реакция каждого отца — пожала я плечами, осматривая его синяки, которые от носа расползались под глаза. А что? Они и так у него там были от переутомления. Почти ничего не изменилось.
— Как-то не очень мне хочется начинать так наши с ним отношения.
— А что он хотел от тебя?
— Врезал, а потом предложил помощь — я даже рассмеялась, это так похоже на папу — Тебе весело?
— Хоть кто-то тебе навалял за меня. Даже как-то на душе полегчало.
— Злюка — он притянул меня к себе и крепко-крепко обнял — Тебе нужно уехать — донеслось до меня в тот момент, когда я чуть не заурчала от удовольствия, как кошка.
— Куда? Зачем? Я не поеду.
— Пойми, это ради твоего же блага и блага нашего малыша. Уехать куда-нибудь, чтобы никто не знал где ты.
— Это бред, Фохтин.
— Твои родители тоже с этим согласны. Те, кто пытается сейчас отобрать мой бизнес, разорить меня, не побрезгуют навредить тебе, чтобы убедить меня сдаться — я хотела возразить, но он не дал — Послушай, думай сейчас о ребенке. Я не могу вас потерять.
— Это эгоизм… — но мне снова заткнули рот, на этот раз поцелуем. Таким, что закружилась голова, во всем теле пробежали электрические разряды, ноги стали ватными…он прощался. И я понимала, что этот вопрос решённый, и я не смогу его оспорить, какие бы аргументы не предъявляла сейчас.
— Я не смогу тебя защитить сейчас — вздохнул он тяжело — Когда все закончится, я тебя найду.
И это был наш последний разговор. Через два часа я отправилась в Лондон, оттуда в Тель-Авив. А там уже города сменялись каждые два дня, чтобы замести за собой следы. Вот так я и осталась одна. Беременная, беспомощная, с чужим именем, а передо мной целый огромный мир и счёт на приличную сумму, чтобы я могла долгое время жить безбедно. Вот так и закончилась моя история с Фохтиным.
АВГУСТ, 2017 г.
— Объявляю вас мужем и женой. Жених, можете поцеловать невесту — голос тетки в сочинском ЗАГСе, как и во всех остальных по нашей огромной стране, был торжественно нудным и от этого противным. Но он только что обозвал нас мужем и женой. Я стою в белоснежном легком платье, Фохтин в торжественном костюме. Все вроде как положено. Кроме одного, этот брак состоялся насильно. Идти под венец мне не хотелось, но МОЙ мужик настоял, аргументировав это тем, что ребенок должен жить в полноценной семье.
— Мы и так прекрасно живём. Зачем эти формальности? И Андрей без этого прекрасно вырастит.
— Хорошо! Знаешь ли, на неокольцованного мужика женщины всегда внимания больше обращают — привел он последний аргумент в свою защиту — Тем более, я ничем не обязан, штампа в паспорте нет.
— Вот ты гад, Фохтин. Хорошо! Мы женимся!
На этой церемонии присутствовали наш двухмесячный Андрюшка, который все это время провел на руках сердобольных бабушек, которых у него было целых три, и все трое были сейчас здесь.
И почему Сочи? А мы обосновались в его пригороде. Вот так, теперь под своими именами, в небольшом домике с виноградовыми зарослями во дворе.
А я уже никогда и не надеялась обрести тихое семейное счастье, тем более, когда ты девять месяцев провела в полнейшем одиночестве. Да, я путешествовала первое время, меняла города, страны, континенты, но так долго я не могла пробыть на ногах. Ребёнок внутри меня рос, и с каждой неделей вести такой образ жизни становилось все труднее. А ещё руки просили глины. Они хотели творить, ваять. Пришло время, где-нибудь осесть.
От Максима весь этот период не было никаких вестей. Следила лишь по газетным заголовкам, как он пытается удержать компанию на плаву. И когда рухнула выстроенная так тщательно империя, злорадствовали все. Мне бы в тот момент оказаться рядом, но во мне играли гормоны, и на Максима я почему-то злилась. Все это время я была так одинока. Я даже с подругами не могла общаться, и с Майей, что осталась охранять мою мастерскую. И по своему уютному уголку, подаренному Фохтиным, я тоже скучала.