Я кое как из последних сил сажусь обратно в вонючую кровать, или это пахнет от меня. Неожиданная боль в животе заставляет меня ахнуть, мой мочевой наверно намекает мне, что он не долго сможет держаться.
— На, — мужчина протягивает мне что-то маленькое, я не могу рассмотреть, что это, да и не то, чтобы это меня интересовало сейчас. Я не беру с его руки предмет, и даже не смотрю на него обдумывая что все же стоит пописать. Пить хочется так же, как и писать, и спать…
Слышу какое-то шуршание в руках шрамированного, становится любопытно что у него, но не до такой степени чтобы повернуть голову. Неожиданно в мой рот вторгается что-то сладкое, и гадкое. С опозданием понимаю, что это конфета, кажется барбариска. Рот сразу наполнился слюной, очень вкусная конфетка. Перекидываю ее с одной стороны рта в другую.
— Тебе нужно подписать кое какие документы, — садится передо мной на корточки, — и нужно что то есть, а то и неделю не протянешь, — спокойно констатирует факт.
— Я все равно отсюда не выйду живой, — голос все так же тихий, но мне определенно стало немного лучше от сладости во рту.
Он ничего не говорит, молчит, наверное, понимая, что оно так и есть. Врать и обнадеживать бесполезно.
— Не думай пока этом, — поднимаясь говорит, — постарайся не спать, это не хорошо, что ты не можешь никак прийти в себя.
Не хочу приходить в себя, от меня воняет и это сейчас более чем понятно. Волосы спутанные и мои попытки их сгладить пальцами не имеют успеха.
Сладость конфеты очень быстро заканчивается и, кажется, я созрела пописать, осторожно пытаюсь встать, попутно прислушиваясь, не хватало чтобы в этот момент кто-то пришел. Меня штормит, но я не падаю и это уже хорошо. Преодолев расстояние, я все-таки освобождаю свой мочевой.
Сажусь обратно на матрас и начинаю невольно осматривать место, в котором меня закрыли. Когда приходил шрамированный, он не закрывал дверь, а значит чисто теоретически, я могла бы вырубить здоровяка чем-нибудь и убежать.
Смешно даже стало от мыслей! Я уверена, что он тут не один, и что я не смогу вырубить не то, что мужика, но даже мышь! Остается ждать пока меня найдут, но найдут ли, и ищут вообще.
Через какое-то время шрамированный возвращается в мою камеру, в руках у него какой-то пакет. Кладет его рядом со мной.
— Ешь.
Беру пакет в руки не к чему пререкаться, мне нужны силы чтобы хотя быть думать начать. В нос ударяют приятные запахи еды. Это до такой степени приятный аромат после этих жутких, что витают непонятно сколько времени вокруг меня. Открываю контейнер и вижу пюре с котлетой. Никогда не радовалась обычной еде так как сейчас, да и необычной тоже так не радовалась.
Вдыхаю полной грудью аромат еды, все еще теплое. Руки греются о контейнер, непроизвольно прикрываю веки пытаясь хотя бы на секунду забыть, где я.
— Ешь, а не нюхай.
— Как тебя зовут? — тщательно пережевывая котлету спрашиваю, — надоело тебя шромированным звать про себя.
— Я думал ты менее приятными эпитетами меня называла, — говорит он все еще стоя надо мной, — Олегом меня зовут.
— Слушай не стой над душой, — голос кажется звучит громче, и страха чуть поубавилось.
Олег хмыкает, но отходит, за что ему спасибо.
— Я привез документы, надо подписать, — сказал, когда я почти расправилась с обедом, — не дури только. Это может быть опасно для тебя, будь послушной.
Я поднимаю на него глаза не зная, что ответить, он что пытается помочь мне? Или проявляет такую заботу, в душе становится смешно.
— Что за документы моя крестная фея, — аккуратно складываю обратно в пакет контейнер, с остатками еды, все не смогла осилить, опять подкатывает тошнота.
Олег забирает пакет и выходит буквально на пару минут, и опять не закрывая дверь, значит уверен, что я не смогу выбраться. Возвращается он уже с пластиковым стаканчиком, протягивает его мне и из кармана достает бумажный пакет, в который у нас в пекарне обычно кладут выпечку, неужели это то самое!
Быстро хватаю пакет, открываю, кажется умираю и возрождаюсь, круассан!!! Мой любимый! Такой хрустящий и золотистый!!
— Не знаю специально ты принес мне его, — показываю на пакет, — или нет. Но я благодарна тебе, и желаю найти другую работу. Ты знаешь, что есть и другие специальности, ты мог бы работать у нас, например, — откусываю кончик круассана, и во рту происходит революция, — так что подумай. Но сначала мне нужно выбраться отсюда.
Ничего не отвечая, ждет пока я съем круассан, и выпью кофе, который так себе по вкусу, но он определенно лучше, чем вообще ничего. Достает из-за спины папку, открывает ее и забрав стаканчик протягивает ручку из кармана.
Показывает, где нужно ставить подпись, и я ставлю ее. Нет смысла выкобениваться, не хотелось бы чтобы ко мне применяли физическое насилие или насилия иного характера, что пугает еще больше. Мышцы живота невольно сжимаются. Главное не думать о таком, все будет хорошо.
— Сиди тихо, — говорит негромко, — и не с кем не разговаривай, тебя не тронут пока что дела не улажены.
— А когда дела будут сделаны что будет? — это очень важный вопрос для меня. На который я хочу знать ответ и не хочу одновременно.