Игра Нептуна

Адамберг услышал в глубине коридора громкий голос Клементины.

– Говорят же тебе, он больше не комиссар.

Жозетта в двух словах пересказала подруге историю с песком.

– Слава богу, – прокомментировала та.

– Пишу, комиссар, – сказала Жозетта.

– Мать, убитая сыном в сорок четвертом году. Это случилось до высадки союзников, в марте или в апреле, все произошло в Солони, после похорон отца.

– Три раны в линию?

– Да. Двадцатипятилетний убийца скрылся. Ни фамилии, ни места я так и не вспомнил.

– И это очень старая история. Похороненная под спудом лет. Буду работать, комиссар.

– Снова ты называешь его комиссаром, – пробурчала где-то в глубине квартиры Клементина. – Такова жизнь, Жозетта.

– Звоните мне в любое время.

Адамберг спрятал телефон и медленно побрел к гостинице. Каждый внес свою лепту в эту историю. Санкартье, Мордан, Данглар, Ретанкур, Рафаэль, Клементина. Ну, и Вивальди, конечно. Доктор Куртен. Кюре Грегуар. И даже кардинал Ришелье. Возможно, даже Трабельман со своим чертовым собором.

Жозетта позвонила ему в два часа ночи.

– Так, – сказала она. – Мне пришлось влезть в Национальный архив и заглянуть на чердак полиции. То еще дельце.

– Сожалею, Жозетта.

– Да нет, все в порядке. Клеми сварила мне кофе, добавила арманьяк и поджарила гренки. Обхаживала меня, как подводника, готовящего торпедную атаку. Двенадцатого марта сорок четвертого года в деревне Коллери, в Луаре, состоялись похороны Жерара Гийомона, умершего в возрасте шестидесяти одного года.

– Он утонул в пруду?

– Да. Что это было – несчастный случай или самоубийство, – осталось невыясненным. Его лодка дала течь и затонула на середине пруда. После похорон и поминок сын усопшего – Ролан Гийомон, убил свою мать – Мари Гийомон.

– Я помню, что там был свидетель, Жозетта.

– Да, кухарка. Она услышала вопль, начала подниматься по лестнице, и парень сбил ее с ног. Он выбегал из комнаты матери. Кухарка нашла свою хозяйку убитой, Больше в доме никого не было. Никто не сомневался, кто убийца.

– Его задержали? – с тревогой спросил Адамберг.

– Нет. Предполагали, что он пошел в маки и мог там погибнуть.

– Вы нашли его фотографии? Газетные снимки?

– Ни одного. Шла война, сами понимаете. Кухарка умерла, я проверила в архивах. Комиссар, а разве наш судья мог быть тем убийцей? Ведь ему в сорок четвертом исполнилось сорок.

– Жозетта, он на пятнадцать лет моложе.

Адамберг бродил по узким улицам Коллери, спиной чувствуя, что из-за занавесок за ним наблюдают. Убийство произошло пятьдесят девять лет назад, а ему требовалось найти живую память. Маленький городок пропах мокрой листвой, ветер разносил по окрестностям затхлый запах зеленых прудов Солони. Ничего общего с величавым порядком, царящим в Ришелье. Небольшое местечко с разномастными теснящимися в ряд домами.

Какой-то малыш показал ему дом мэра на площади. Адамберг предъявил удостоверение на имя Дени Лампруа и сказал, что приехал по поводу семьи Гийомон. Глава города был еще не стар и лично Гийомонов не знал, но все жители Коллери помнили ту трагедию.

В Солони, как и в любом другом маленьком местечке, невозможно добыть информацию быстро, задав пару вопросов на пороге двери. Парижская стремительность и раскованность были здесь не к месту, В пять вечера Адамберг сидел за покрытым клеенкой столиком и пил водку. Здесь никого не волновало, что он не снимает шапку. Мэр тоже остался в кепке, а его жена – в платочке.

– Обычно, – объяснял полнощекий, снедаемый любопытством мэр, – мы раньше семи пить не начинаем. Но визит комиссара из Парижа – это исключительный повод. Я прав, Жислен? – Он обратился за поддержкой к жене.

Жислен, чистившая на краешке стола картошку, устало кивнула, поправив пальцем огромные очки с замотанной пластырем дужкой. В Коллери люди живут небогато. Адамберг взглянул на женщину, проверяя, вычищает ли она ножом глазки, как Клементина, или нет. Она вычищала. Удаляла яд.

– О деле Гийомонов, – продолжил мэр, прихлопнув пробку ладонью, – у нас всегда говорили. Мне было пять, когда я впервые о нем услышал.

– Детям не следует знать о таких вещах, – сказала Жислен.

– Дом с тех пор стоял пустым. Никто не хотел его покупать. Люди боялись привидений. Глупости, конечно.

– Само собой, – пробормотал Адамберг.

– В конце концов его снесли. Поговаривали, что у этого Ролана Гийомона всегда была беда с головой. Не знаю, так это или нет, но нужно быть законченным психом, чтобы насадить мать на вилы.

– На вилы?

– Если кого-то убивают вилами, я называю это «насадить на вилы». Я не прав, Жислен? Всадить заряд дроби, прибить соседа лопатой – это я понимаю. Не одобряю, конечно, но такое случается – в приступе гнева. Но вилы… Простите, комиссар, это дикость.

– К тому же он убил родную мать, – добавила Жислен. – А что вы пытаетесь раскопать в той старой истории?

– Ролана Гийомона.

– Логично, – согласился мэр. – А как же срок давности?

– Один из моих людей приходится каким-то родственником папаше Гийомону. Его это мучит. Так что дело, в некотором роде, личное.