Стихотворение «Канонизация» начинается обращением лирического героя к некоему другу: «Во имя Бога, молчи и не мешай мне любить/ Или брани мои параличи, мою подагру,/ Мои несколько седых волос, презирай моё расстроенное состояние…» Он продолжает: «Увы, увы, кому моя любовь принесла вред?/ Какие корабли затоплены моими вздохами?/ Кто скажет, что мои слёзы залили его поля?..» Заметим, что слабость, раннее старение, подагра, параличи (спазмы сосудов головного мозга) — это болезни, от которых страдал Рэтленд, и его же долго мучили долги и расстроенные дела. А необыкновенная благоговейная любовь («не страсть, а мир, покой»), ассоциирующаяся со слезами, с потоками слёз, — это ведь отношения бельвуарской четы, столь мучительные для обоих, их платоническая любовь, делающая их единым духовным целым…
«Называй нас, как ты захочешь — такими нас сделала любовь./ Назови её одним, меня другим мотыльком./ Мы также — догорающие свечи, и мы умираем по своей воле/ И в самих себе мы находим орла и голубку./ В загадку Феникса нами вложено много ума,/ Мы двое являемся одним./ Так оба пола образуют одну нейтральную вещь./ Мы умираем и восстаём, и утверждаем/ Тайну этой любовью./ Эта тайна может умертвить нас, если не будет этой любви».
Мы слышим голос героев честеровского сборника, голос Голубя и Феникс: «Если наша легенда не подходит для надгробных памятников и катафалков, она годится для поэтических строк. И если мы избегаем занимать место в летописях, мы построим себе уютные гнёзда в сонетах; ибо искусная урна может хранить величайший прах, как самые пышные гробницы и памятники. И в этих гимнах мы будем канонизированы».
Заключительная строфа:
Совершенно ясно, что речь идёт о духовном слиянии, о совместном поэтическом (сонеты, гимны) творчестве. Герои постигают мир, чтобы потом волшебной силой творческого преображения воссоздать его в своём искусстве, своей неподвластной времени поэзии. Как и честеровские Голубь и Феникс, герои Донна тайно служат Аполлону, «избегая занимать место в летописях».
Если литературоведы прошлого не скрывали своей беспомощности перед этими потрясающими строками, то сегодняшние западные специалисты по Донну нередко пытаются вчитать в «Канонизацию» некую метафизику сексуального переживания, не понимая или делая вид, что не понимают чисто духовного характера любви, связывающей героев и неотделимой от служения высокому искусству. Но ведь и в случае с честеровским сборником современные последователи гипотезы К. Брауна готовы видеть в поэме-реквиеме по Голубю и Феникс свадебный гимн! Впрочем, недаром мы читаем в «Канонизации», что в загадку Феникса вложено много ума; в этом, как мы уже знаем, могло убедиться не одно поколение учёных.
Итак, герои «Канонизации» — это герои честеровского сборника, Голубь и Феникс, необыкновенная поэтическая чета, покинувшая мир в полном молчании, оставив после себя лишь несравненное Совершенство — свои великие творения, свой единственный настоящий памятник. «И Мэннерс ярко сияет в своих… строках, в каждой из которых он как бы потрясает копьём перед глазами незнания…»
«Канонизация» принадлежит к тем произведениям Донна, точная датировка которых затруднена; в последнее время было высказано мнение, что она относится к концу первого — началу второго десятилетия XVII века. Напечатано стихотворение было только в первом посмертном издании 1633 года, где кроме бесспорно донновских были и чужие оказавшиеся среди его бумаг и попавшие к издателю произведения. Но писал ли это потрясающее откровение Джон Донн, видя перед собой Голубя и Феникс (когда они умерли, Донна, как и Джонсона, не было в Англии, он вернулся домой через месяц после этого трагического события), или это предсмертные строки самого Голубя, их связь с поэмами честеровского сборника бесспорна (в какой-то степени с этим согласны все исследователи). И тайна загадочных произведений открывается одним ключом. Этот ключ — Бельвуар.