Читаем Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна великого феникса полностью

Итак, самая загадочная поэма Шекспира... Не все ее строфы можно однозначно "перевести" даже на современный английский - многие выражения, образы истолковываются английскими и американскими учеными по-разному. Тем более не являются точными все существующие поэтические переводы поэмы на русский язык (как и на другие языки). А нам здесь важна именно точность, адекватность в передаче смысла каждого предложения. Поэтому посмотрим, как поэма выглядит в прозаическом переводе, не претендующем на окончательность, но сделанном с учетом как научных комментариев в западных академических изданиях, так и опыта русских переводов этого произведения.

ФЕНИКС И ГОЛУБЬ

Пусть эта громкоголосая птица

На одиноком дереве Аравии

Будет печальным глашатаем, голосу которого

Повинуются все чистые (целомудренные, преданные) крылья.

Но ты, визгливый посланец,

Мрачный предвестник дьявола,

Прорицатель лихорадочной агонии,

Не приближайся к ним.

От этой торжественной церемонии

Отлучены все хищные (тиранические) крылья

Кроме орла, пернатого короля.

Это должно строго соблюдаться при погребении.

Пусть священником в белом стихаре,

Исполняющим похоронную музыку (реквием),

Будет смерть - предчувствующий лебедь*,

Чтобы реквием не утратил свою торжественность.

А ты, живущий три срока ворон,

Своим дыханием окрашивающий

В черное свой выводок",

Ты тоже пойдешь вместе с нашими плакальщиками.

Возглашается антифон**:

Любовь и Постоянство умерли,

Феникс и Голубь исчезли отсюда

В обоюдном пламени.

Такова была их любовь, что двое

Стали одной сущностью.

Между двумя отдельными существами - никакого разделения.

Любовь убила число.

Собственные сердца у каждого, но не раздельные,

Расстояние, но не пространство

Между Голубем и его Королевой.

Только с ними такое чудо было возможным.

Так сияла их (между ними) любовь,

Что Голубь видел свое право

Сгореть на глазах у Феникс***.

Каждый для другого был как собственное "я".

Обладатели здравого смысла испуганы,

Что сущность обернулась не тем, чем казалась.

Одной Природы двойное имя

Обозначает здесь не одного и не двоих.

Пораженный Разум

Видит раздельное, ставшее единым (нераздельным).

"Само" оказалось не "тем",

Простое обернулось сложнейшим.

Тогда он вскричал: как же двое

Могли достичь такого гармоничного единства

Ведь раздельность всегда остается заметной.

Но непостижимое для

Разума может понять и объяснить Любовь.

После чего он исполнил эту погребальную Песнь (Плач)

О Феникс и Голубе,

Властителях духа и звездах Любви,

Как Хор на их Трагической Сцене.

ПЛАЧ

Красота, Верность, Совершенство,

Милосердие, Благородная Простота

Здесь лежат, стали прахом (пеплом).

Смерть стала Гнездом Феникс,

И верное сердце Голубя

Обрело покой в вечности.

Они не оставили потомства,

Но это не признак их бессилия.

Их брак был чистым (целомудренным).

Что-то может казаться

Верностью, но ее нет,

Красота может похваляться, но это не она.

Верность и красота погребены здесь.

К этой урне пусть направятся те,

Кто верен, кто справедлив.

Об этих умерших птицах вздохнет молящийся.

Уильям Потрясающий-копьем.

(WILLIAM SHAKE-SPEARE)

{* Лебедь поет, предчувствуя смерть ("лебединая песнь"). Старинное поверье, по-разному толкуемое комментаторами.}

{** Антифон - церковное пение, когда хор разбивается на два попеременно поющих полухория.}

{*** Другой смысловой вариант: "Голубь видел себя в глазах Феникс, объятым пламенем".}

Прозаический перевод - почти подстрочник близко передает смысл, но не поэтическое звучание, музыку оригинала-реквиема. Поэтому будет полезно для читателя прочитать поэму и в наиболее известном переводе В. Левика, помещенном в самом авторитетном русском Полном собрании сочинений Шекспира (I960) {В дальнейшем все произведения Шекспира цитируются по этому собранию сочинений, за исключением подстрочников, сделанных автором книги. - Прим. ред.}, в последнем, восьмом, томе:

ФЕНИКС и ГОЛУБКА

Птица с голосом как гром,

Житель важный пальм пустынных,

Сбор труби для птиц невинных,

Чистых сердцем и крылом!

Ты же, хриплый нелюдим,

Злобных демонов наместник,

Смерти сумрачный предвестник,

Прочь! не приближайся к ним!

Кровопийца нам не брат,

Хищных птиц сюда не нужно,

Лишь орла мы просим дружно

На торжественный обряд.

Тот, кто знает свой черед,

Час кончины неизбежной,

Дьякон в ризе белоснежной,

Лебедь песню нам споет.

Ты, чей трижды длинен путь,

Чье дыханье - смерть надежде,

Ворон в траурной одежде,

Плачь и плакальщиком будь.

Возглашаем антифон:

Все - и страсть и верность - хрупко!

Где ты, феникс, где голубка?

Их огонь огнем спален.

Так слились одна с другим,

Душу так душа любила,

Что любовь число убила

Двое сделались одним.

Всюду врозь, но вместе всюду,

Меж двоих исчез просвет.

Не срослись, но щели нет,

Все дивились им, как чуду.

Так сроднились их черты,

Что себе себя же вскоре

Он открыл в любимом взоре,

"Ты" - как "я", и "я" - как "ты".

И смешались их права:

Стало тождеством различье,

Тот же лик в двойном обличье,

Не один, а все ж не два!

Ум с ума сходил на том,

Что "не то" на деле - "то же",

Сходно все и все несхоже,

Сложность явлена в простом.

Стало ясно: если два

В единицу превратилось,

Если разность совместилась,

Ум неправ, любовь права.

Славь же, смертный, и зови

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кораблей
100 великих кораблей

«В мире есть три прекрасных зрелища: скачущая лошадь, танцующая женщина и корабль, идущий под всеми парусами», – говорил Оноре де Бальзак. «Судно – единственное человеческое творение, которое удостаивается чести получить при рождении имя собственное. Кому присваивается имя собственное в этом мире? Только тому, кто имеет собственную историю жизни, то есть существу с судьбой, имеющему характер, отличающемуся ото всего другого сущего», – заметил моряк-писатель В.В. Конецкий.Неспроста с древнейших времен и до наших дней с постройкой, наименованием и эксплуатацией кораблей и судов связано много суеверий, религиозных обрядов и традиций. Да и само плавание издавна почиталось как искусство…В очередной книге серии рассказывается о самых прославленных кораблях в истории человечества.

Андрей Николаевич Золотарев , Борис Владимирович Соломонов , Никита Анатольевич Кузнецов

Детективы / Военное дело / Военная история / История / Спецслужбы / Cпецслужбы
100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное