Игра Первых

– От дуба, от омелы…

– От омелы – правильно! Если к парню такой же паразит прицепится, как этот шарик к дереву…

Как ты меня обозвал, сквернослов?! Паразитом?! От возмущения листья омелы свернулись в трубочки. Всем – от друида до простого крестьянина – известно, что я – благословение небес! Священное дитя молнии, ударившей в высокую ветвь! Ладно, не спорю, всё это выдумки крестьян… Не от молнии я появилась, а от птички небесной. Склевала птичка сочную ягодку, перелетела на дубовую ветвь, клювик о кору почистила, и прилипло клейкое семечко намертво к коре. Впилось острым корешком, потянуло на себя древесные соки. Глядь, через какое-то время уже отросточек пошёл, за ним другие стебельки, веточки, а там и маленький зелёный кустик. Не один год для этого требуется, между прочим! Если бы всё было так просто, как крестьяне думают – молния жах! и я на ветке сразу во всей красе! Долог путь до красы!

А думаете, круглый год красу поддерживать легко?! Труд непрерывный, вам бы так попыхтеть! А что дереву от моих трудов ничего не достаётся, так оно о себе и само позаботиться может. Вон какое здоровенное. Не ива чахлая, а дуб-богатырь! Мой здоровяк и десяток омел выдюжит, а я у него, между прочим, одна! То есть уже не одна, но сосед мой не в счёт, больно молод…

«Не смей причинять вред Бальдру!» – властный приказ ударил в омелу внезапно, как молния в ветвь дуба. «Сдался мне ваш Бальдр!» – возмутился кустик. До Бальдра омеле дела не было, а вот свалиться на голову ненавистному сквернослову хотелось ужасно! И чтоб при этом внутри её зелёного шарика прятался увесистый камень! А обозвавший её паразитом всё не унимался:

– Смотри правее, Фригг, ещё один побег омелы. И его не забудь заговорить!

– Довольно насмешничать, Локи! Этот крошечный побег не представляет опасности для моего сына.

– Госпожа, ты занимаешься неблагодарным делом. От судьбы нельзя уберечь.

– Не смущай меня, Локи! Я Ба льдра уберегу!

Женщина развернулась и гордо зашагала прочь. Оставшись в одиночестве, сквернослов поднял голову и задумчиво уставился на омелу. А может быть, чуть правее…

АЛЬКА: ВЁЛЬВА

Видение на заказ окончилось, я с трудом перевожу дыхание. Слёзы текут по моему морщинистому лицу, но я свидетельствую…

* * *

Узкая полоска суши коротким клинком разрезает залив. На самом острие – ладья, поставленная на катки. В центре ладьи поленница, сложенная из пропитанных маслом брёвен. К ней приставлена лестница, чтобы можно было подняться наверх – туда, где на красном ковре спит юный бог. Прекрасное лицо белее снега, волосы цвета льна, белые одежды… На эту белизну больно смотреть, но оторвать глаз невозможно.

Над песчаной косой, подобно рукояти, вздыбился берег, забитый людьми. Разноплемённая толпа с немой скорбью взирает на юного бога, который скоро уйдёт на небо с дымом погребального костра. На небесах светлые альвы введут его в чертоги, и никогда в тех чертогах не случится злодейства, ибо принадлежать они будут беспорочному Бальдру. Там-то не будет злодейств и порока, а тут?! Люди косятся друг на друга.

Проститься с Бальдром пришло множество племён. Явились даже горные великаны и низкорослые пикты, никогда не водившие с асами дружбы. Как они все, разношёрстные, разномастные, смогут уживаться друг с другом теперь? Бальдр словно имел волшебный ключик, который в каждом без исключения открывал самое лучшее. Он-то уйдёт в небо и воссядет на небесный трон, но что без него станется с ними здесь, на земле?

К ладье спускается процессия. Царь и его супруга облачены в белое. На тёмных волосах Одина не видно короны, косы Фригг распущены. За ними воины несут носилки с девушкой. Невеста, не успевшая стать женой, приняла яд, и родители жениха не отказали ей в последнем желании возлечь на костёр вместе с их сыном. Двое асов ведут осёдланного коня с роскошной сбруей. Дальше двигаются носильщики с драгоценной утварью и личными вещами Бальдра и Найны. Замыкают шествие факельщики в красных одеждах.

Царь ступает на ладью, поднимается по лестнице и замирает в неподвижности, всматриваясь в спокойную белизну сыновнего лика. Толпа взирает с берега, боясь шевельнуться. Один снимает кольцо и надевает на мраморный палец Бальдра. Касается губами его лба и спускается, освобождая место супруге. Госпожа стоит над сыном дольше, гладит холодные щёки своего мальчика. Все женщины на берегу понимают, что она поёт прощальную песнь матери, и беззвучно поют её вместе с Фригг. Вдруг неестественно прямая спина царицы переламывается пополам, водопад медовых волос скрывает от глаз собравшихся алебастровое лицо юноши. К беззвучным рыданиям матери присоединяются женщины на берегу, скорбь накрывает всех, словно тень громадной птицы.

* * *

Я замолкаю, слёзы душат меня…

– Продолжай, – хрипло требует Один.

* * *