Игра по своим правилам

Сон не шел. Не спалось и оперативникам из Управления контрразведывательных операций. Они поставили машину с прослушивающей аппаратурой напротив знаменитого дома на Арбате. Через огромное окно в спальне министра утекала информация в акустическом канале. Машина была напичкана акустическими, радиоэлектронными, лазерными сканерами. Каждое слово Любови Левыкиной жадно поглощалось записывающей аппаратурой. Периодически старший смены докладывал по телефону лично генералу Романову:

– Борис Петрович, она только что позвонила гендиректору REN TV и попросила прислать к семи утра съемочную группу по своему арбатскому адресу.

– Хлещите ее дальше, – коротко распорядился Романов, зная о тесном сотрудничестве министра информации и телеканала с определением Liberty. Он довольно легко просчитал шаги Левыкиной, обладающей оперативным складом ума. Он видел ее эмоциональный след, подчеркнутый ее кожной «заразой». Собственно, она взяла за основу визит Романова. Отталкиваясь от него, она выделяла главный момент – это якобы похищение ее дочери. Этот факт она решила преподнести широким массам, а заодно спецслужбам, которые после интервью телеканалу не смогут увильнуть от этого дела. Министр уповала на широкую огласку – свободно, словно читая мысли Левыкиной, рассуждал контрразведчик. Ей придется ответить – но не за дезинформацию, а за предание огласке непроверенных фактов. Одним из ключевых моментов в выступлении министра будет следующий: после вчерашнего разговора с высокопоставленным представителем ФСБ она так и не смогла дозвониться до своей дочери. «Дозвонится», но… поезд уже тронется.

Борис Петрович в очередной раз посетовал на свой опрометчивый шаг: «За каким чертом я поперся к Левыкиной?! Не учел министерской заносчивости, материнского сострадания, бабской взбалмошности. Как вообще можно найти общий язык с обладательницей таких разных амбиций? В одном человеке – средоточие трех пороков, целая секта в одном лице!»

В восемь утра ровно, еще до приезда любовника Левыкиной к ней на Арбат, съемочной машине телеканала REN TV преградил дорогу громадный черный «Шевроле». Старший опергруппы в чине майора резко открыл заднюю дверцу ничем не примечательного «жигуленка» и едва протиснулся в салон, пододвигая к противоположной дверце оператора и его помощника.

– Кассету! – потребовал он. И осадил редактора, занявшего место переднего пассажира: – Даже не дергайся! – Он дал возможность редактору и оператору обменяться взглядами и принять правильное решение. Отснятый материал находился в сумке. Оперативник на всякий случай проверил рабочий багаж и камеру, изъяв еще пару кассет.

Романов на ходу принял их и, не скрывая, постучался в дверь особняка.

– Все-таки ты дернулась, – начал с порога генерал. – Все, дело не в дружбе, дело зашло слишком далеко. Ты – дилетант, ты бросилась с эмоциями на холодный расчет. Это сулило проигрыш с самого начала. Неужели ты не представляла, что начнется после выхода в эфир этой лажи?.. – Романов потряс кассетами. – Я тебя, твою репутацию спасаю, Люба! Этот репортаж поднял бы на ноги генпрокурора, директоров ФСБ и СВР. Пять минут – и они сообща выясняют, где именно находится твоя дочь. И последний удар по твоему безрассудству: распечатка твоего звонка в Грецию, где ты интересуешься местонахождением своей дочери, с указанием точного времени состоявшегося разговора. Ты ввязалась в борьбу с борьбой. Я работаю в контрразведке, и моя задача на корню пресекать разного рода провокационные кампании. В общем так, Люба, бери отпуск, бери больничный. Если еще раз дернешься, замучаешься нанимать адвокатов.

Левыкина долго молчала. Она проиграла давно, еще не вступив в «борьбу с борьбой». Она сделала все, что могла, «хоть что-то». Прошла этот короткий путь, а не посмотрела на него со стороны. И могла откровенно признаться себе, что для нее это было важно.

На ее глаза навернулись слезы бессилия:

– Я познакомилась с такими сволочами, как ты, когда расселяла семьи из этого особняка. Он мне был дорог историей, а не площадями. Тем, что он соседствует с кремлевскими стенами, а не с толстосумами, окопавшимися за ними. Я спасала то, на что всем было наплевать. Одна семья затребовала с меня две трехкомнатные квартиры – и получила их. Другая потребовала загородный дом – я построила его. Третья унесла с собой даже обои и половые доски для дачного сральника. Четвертую семью мне пришлось выкуривать: подпрягла ребят с хваткой бультерьеров… Я затратила бешеные деньги на ремонт. Теперь это мой личный памятник. Он стоит на том месте, куда его поставили в прошлом веке. Но там мог оказаться очередной шедевр Зураба – засранный голубями двухсотметровый монумент человеческому идиотизму. Я бы расселила и вас, будь у меня такая возможность! Все, пошел к черту, гад!

– Эмоции… – обронил генерал.

– Да, и это прекрасно! Это против вашего холодного расчета.

– Я не понимаю тебя.