Прежде чем пустить себе пулю в висок, Юрий Васильевич Брилев припомнил многое. И капитана Сальваторе Мендеса, и врачей советского госпиталя на, Кубе. Он припомнил Паулу Марию на испанском курорте и свою слабость. Тогда он мог снять все вопросы, кроме одного, и дожить свой век в одиночестве. Он не сделал этого, запустил болезнь, начавшуюся восемнадцать лет назад. И все же противился, перечил самому себе, будучи заквашенным на советских дрожжах: «Я дал будущее своей дочери. Я всю жизнь помогал ей. Она держалась не за перила карьерной лестницы, а за мою руку».
Он узнал свою руку, когда взглянул на две пожелтевшие от времени бумаги. Почерк его, а вот содержание... Нет-нет, он не мог такого написать. Разве что под диктовку.
«Такая у врачей практика — не показывать матерям мертвых младенцев».
Но потом-то она узнала, что такой «херовой» практики не существует. Строила предположения о насильственной смерти, подозревала и жила с этим?
Сегодня Люба не произнесла ни слова. Она молча положила перед отцом его послания и, резко развернувшись, вышла из его комнаты.
Резко.
Развернувшись.
Почему на каблуках?
Ах да...
Он припомнил многое и многих. Бывшего шефа ГРУ, избранного народным депутатом СССР. Но в 1987 году он, назначенный на этот высокий пост Михаилом Горбачевым, был действующим начальником военной разведки и проблему с полковником Брилевым решал с позиции «народного миротворца». Он встретил Брилева вопросом:
— Что же ты, голубчик, натворил?
— Тренировка и заброска диверсионных групп, радиосвязь с агентурой, — отчеканил Брилев. С ключевого поста прослушивания в Лурдесе советская разведка следила за коммерческими американскими спутниками, связью военных и торговых судов, а также космическими программами НАСА на мысе Канаверал.
— Тогда какого черта ты торчал четыре месяца в нашем Климовске?
— Там развернута центральная станция радиоразведки, принимающая информацию из Лурдеса.
— Это я и без тебя знаю. Ты на вопрос отвечай, — Петр Сергеевич в нетерпении побарабанил узловатыми пальцами по столу. На подчиненного он смотрел исподлобья.
— Меня отозвали приказом начальника 6-го управления, товарищ генерал. Я раньше работал по сводкам управы. Наши офицеры зашились с информационными потоками, которые с Климовска направляются в аппарат 6-го управления. Конкретно — я налаживал работу по накоплению и анализу в информационной службе. — Только после этих слов Брилев позволил себе ослабить колено и стать «вольно». — Я с головой ушел в работу.
— И тебе даже в самом страшном сне не могло привидеться то, что тебя ожидало по возвращении на Кубу, — неприкрыто насмешливо и чрезмерно длинно дополнил начальник.
— Да, товарищ генерал.
— В общем так, Юрий Васильевич, твоя дочь нам не нужна здесь ни брюхатая, ни с готовым «изделием», — отрезал генерал. — Мы на экране рады черненьким, желтеньким и серым в яблоко. Но мы и не убийцы, грех на душу не возьмем. Сможешь сам решить свои трудности? Полковник! — Начальник разведки припечатал свой конопатый кулак к столу. — Кажется, я тебя спрашиваю!
— Да, товарищ генерал.
— Лети, решай. — Петр Сергеевич на удивление быстро сменил гнев на милость. — Как только решишь, жду вас в Москве. И чтобы твоя дочка не блудила впредь, выдавай ее замуж. Какая у нее должность в центре?
— Инженер-связист.
— Ну-ну... — Шеф протяжно, до слез в глазах зевнул, прикрыв рот ладонью. — И ты, завязанный на разведывательно-диверсионной работе, обучил ее методам маскировки. Да так, что особисты ничего не заметили. А контрразведка прохлопала все ее случки. Я одного не пойму: как она могла скрывать пузо восемь месяцев?
— Поначалу это незаметно, — тихо и неохотно ответил полковник, не в силах унять резких желваков. Он невольно вспомнил свою жену, свое недоверие: по ее словам, она была на пятом месяце, а по внешнему виду — никаких намеков на беременность. Может, оттого, что она была полной...
— Поначалу — это я понял, а дальше-то что?
— То время, что меня не было на Кубе, стало решающим. Меня вызвали в Москву, когда дочь была уже на четвертом месяце. Дальше она умело скрывала свое положение. Носила широкие, как у большинства кубинок, платья. Но долго так продолжаться не могло...