Игра престолов по-английски. Эпоха Елизаветы I

Далее, по обычаю, палач и его подручный попросили прощения у королевы Марии за то, что вынуждены уготовить ей смерть. Мария ответила им: «Прощаю вам от всего сердца, ибо в смерти вижу я разрешение всех моих земных мук». С нее сняли покрывало и плащ, после чего допустили фрейлину и прислужниц для последнего прощания. Королева обняла их и просила не причитать и не плакать навзрыд.

Закончив прощание, она преклонила колена на подушку, громко прочла псалом «на тебя, господи, уповаю, да не постыжуся вовек» – и опустила голову на колоду. Должно признать, что ни в одном движении ее не проглядывал страх.

Палач нанес удар, но допустил промах, сперва попав не по шее, а по затылку. Мария захрипела, из горла ее вырвались стоны, – каковое зрелище вызвало движение среди зрителей, а фрейлина королевы упала замертво, лишившись сознания.

Второй удар глубоко рассек шею, так что кровь брызнула фонтаном, но голова по-прежнему не отделилась от туловища. И только после третьего удара палач поднял голову за волосы, чтобы показать всем присутствующим. Они прокричали: «Да здравствует королева Елизавета!», но крик был недружным, ибо губы Марии продолжали вздрагивать, а зубы скрежетали.

Тело и голову Марии положили на носилки, закрыли их черным сукном и унесли. Дворяне разъехались по домам; никаких происшествий отмечено не было, не считая того, что наблюдалось некоторое сочувствие к королеве Марии».

– Что же, конец ее жизни был лучше, чем сама жизнь. Пусть Бог простит Марию, – с чувством сказала Елизавета. – Однако я поняла, что зря казнила ее, – прибавила она через мгновение. – О, нет, я не жалею, что отняла у нее жизнь – я жалею, что дала ей бессмертие! Дворяне сочувствовали ей, подумать только! А меня, значит, осуждали? Вот оно, людское непостоянство: пока Мария была жива, ее проклинали и требовали, чтобы я расправилась с ней, но когда я пошла навстречу чаяниям моего народа, проклинать стали меня. Но ничего – впереди у нас война с Испанией, и если, даст Бог, мы победим, я верну себе народную любовь.

– Да, ваше величество, – безучастно кивнула Джейн.

– Что-то ты сегодня грустная, моя милая, – посмотрела на нее королева. – Все горюешь о своем Энтони? Он не заслуживает этого: он был авантюристом и преступником. Рано или поздно этот Энтони сложил бы голову, и хорошо, что это произошло до того, как он на тебе женился. Разве такой жених тебе нужен? Мы найдем тебе кавалера при дворе, – знатного, красивого, с богатством и положением, – и скоро ты позабудешь Энтони!

– Мадам, прошу вас, отпустите меня в ваши заокеанские владения! – глаза Джейн наполнились слезами. – Скоро в Америку отправляется корабль.

– Что ты, дорогая, – Елизавета погладила ее по щеке. – Все пройдет. Не надо совершать необдуманных поступков.

– Нет, мадам. Я решила служить Богу, ему одному, – вздохнула Джейн. – Отпустите меня в Америку, ваше величество.

– Но там живут дикари, а мы отправляем туда каторжников. Как же ты будешь среди них?

– Я буду нести им слово Божие, мое место среди них, – сказала Джейн. – Отпустите меня, мадам.

– Ну, не знаю, не знаю, – проговорила Елизавета с большим сомнением. – Я подумаю… Ступай, отдохни, мы после поговорим об этом.

* * *

…И она предает меня, – сказала Елизавета, оставшись в одиночестве. – Неужели мой удел – быть преданной теми, кто близок мне? Я пришла в этот мир, когда он пошатнулся, когда перестала цениться жизнь человеческая, когда подлость и обман сделались всеобщим правилом существования, а честь и порядочность подверглись осмеянию.

По мере моих слабых сил я старалась восстановить божий порядок в своей стране, – и что я получила? Меня называют великой правительницей, мне воздают невиданные почести, но все это лишь для того, чтобы спрятавшись в моей тени, продолжать творить подлости. Я обязана быть сильной, сильнее мужчин, но ведь женщина должна быть слабой, чтобы не перестать быть женщиной, а у меня отняли это право. Кто помнит, что я женщина – женщина, которая хочет любить и быть любимой?

А когда меня уже не будет, годы моей жизни будут измерять лишь моими королевскими деяниями. Глядя на мой портрет, потомки скажут: «Вот она какая была, Елизавета, королева Англии», – и никто не вспомнит просто Елизавету, дочь несчастной Энни Болейн, казненной по приказу своего мужа!..