Игра разума. Как Клод Шеннон изобрел информационный век

«В начале 1944 года мы попали в точку, перехватив телефонный разговор Рузвельта и Черчилля, который услышали и расшифровали на крупном немецком посту подслушивания в Голландии. Несмотря на то что разговор был закодирован, мы расшифровали его с помощью высокосложного прибора. Он длился почти пять минут, и из него мы узнали о наращивании военных действий в Англии, что, таким образом, подтвердило многочисленные донесения о грядущем наступлении. Если бы эти два государственных деятеля знали о том, что враг подслушивает их разговор, вряд ли Рузвельт сказал бы Черчиллю на прощание: “Мы постараемся сделать все, что от нас зависит, а сейчас я пойду порыбачу”.

Криптология представляет собой проблему одновременно программного и технического обеспечения. «Программным» обеспечением может быть, в принципе, все что угодно. Как известно, около 500 индейцев племени навахо были задействованы во время Второй мировой войны: их родной язык был достаточно сложным и непонятным, и они передавали зашифрованные послания, не рискуя быть разоблаченными гитлеровской коалицией. В этом суть криптологии: ряд подмен, замена одной буквы или слова другой буквой или словом (или языком). Технологии способны помочь нарастить сложность кода, делая подмены трудными для разгадывания. А потому достижения в области криптографических технических устройств делали коды времен Второй мировой войны все более сложными. Так, к примеру, они позволяли шифровальщикам легко шифровать каждую букву сообщения из разного алфавита шифра, что делало все сообщение в целом гораздо лучше защищенным от взлома.

Вот где «Лаборатории Белла» вступили в бой: страна нуждалась в вычислительной машине такой мощи, которая бы обеспечила бо́льшую эффективность шифрования посланий и скорейшую дешифровку вражеских сообщений. Одним из примеров был «Проект X» – самая крупная система скремблирования речи той эпохи. Она была запущена зимой 1940 года и стала еще более актуальной после вступления Америки в войну. Проект был также известен как система SIGSALY: она представляла собой громоздкое электрическое оборудование весом около 55 тонн, занимавшее площадь в 2500 квадратных футов и требовавшее 30 000 ватт электроэнергии. Согласно одной оценке, в 1943 году на систему был выделен бюджет в 5 000 000 долларов, и ее обслуживала команда из 30 рабочих. Внутренний алгоритм работы системы был столь секретным, что патенты на нее не обнародовались вплоть до 1976 года. Зашифрованное сообщение, которое шло по ее проводам, звучало «примерно как блестящее исполнение “Полета шмеля” Римского-Корсакова на скрипке». Для критиков, которые считали эти звуки странными или непонятными, у Уильяма Беннетта, одного из инженеров SIGSALY, был короткий ответ: «Искажение звука сделано в целях безопасности».

В каком-то смысле SIGSALY выглядела карикатурой на компьютер середины века: она занимала все помещение, требовала круглосуточного кондиционирования и выдавала маленькие порции выходной информации, требуя большой объем загружаемой информации. (Ходила такая шутка: «Сотрудники, контролировавшие работу машины, периодически жаловались на ужасный коэффициент конверсии – 30 киловатт электроэнергии на 1 милливатт некачественной речи».) Но с другой стороны, все это не имело никакого значения. Эндрю Ходжес, автор биографии Алана Тьюринга, объяснял причину этого: «Машина работала, и это было главным. Впервые в истории засекреченная речь пересекла Атлантику».