Игра Реальностей. Эра и Кайд. Книга 2

Я смотрела на него – спокойного, расслабленного, зачем-то в очередной раз влившегося в мой момент «сейчас». Надолго ли? Кто мы друг другу, зачем пускаем эти круги по воде и смотрим, как они расплываются? Божественно красив. Рядом с ним оживала вся моя женская хрупкость, принималось мурчать и одновременно болеть сердце. Что он скажет сегодня? Пустит очередной круг в безмолвной глади нашего общего озера, ничего не прояснит, уйдет до следующего раза? Сколько еще «неопределенных» моментов – по-своему красивых, но нестабильных, – мне придется пережить наедине с окном и камином? И зачем ему такие синие сапфировые глаза – навсегда и безответно порабощать женские души?

– У твоей матери были такие глаза?

– Я не помню.

– Жаль.

Да, мы с ним умели выбирать темы «без предисловия».

– Сильно наказали сегодня… из-за меня?

Лишь дрогнули краешки красивых губ – нет ответа. В моих легких из-за его близкого присутствия до сих пор наркотик – чем дольше я им дышу, тем сложнее потом жить. Сейчас Дварт спокоен, но за секунду может стать тем, в чьем присутствии Вселенная выгнется, а я до сих пор не могла определиться – меня это пугает или привлекает? Как же жаль, что чужая душа потемки, ох и дорого бы я отдала, чтобы теперь прочитать его как книгу.

И все-таки, зачем он пришел?

– Что тебе нужно, Кайд?

(Halestorm – Private Parts [feat. James Michael of Sixx: A.M.])

Я вложила в этот вопрос весь потаенный и явный смысл. Нужно не сейчас – вообще?

«Куда мне двигаться дальше? К тебе, от тебя? Надеяться на прекрасный исход? Начинать стирать?» Неопределенность плоха только одним – она всегда стремится к определенности, не дает на себе удержаться, как на лезвии ножа.

А мистер «синие глаза» серьезен и чуть насмешлив.

– А тебе, Эра?

Он ведь понял мой вопрос, почувствовал всю его глубину. Решил увильнуть?

– Ответь.

– Ты необычный человек, зачем ты так крепко держишься за примитивные слова, когда можешь все почувствовать?

– Это предлагает мне сделать тот, кто умеет идеально подделывать чувства? Нет, извини, но с тобой я предпочту «примитивные слова». Желательно прямые и честные.

Дварт рассматривал вино в бокале, молчал. Затем кивнул – неохотно, но, мол, что поделаешь?

– Хорошо, пусть пока будут слова. Тогда ответь мне первая – чего хочешь ты, Эра?

А в его вопросе такая же глубина, как до того в моем. Мы наконец-то пришли к расставлению точек над «i»? Свершилось. Трепетно, боязно, волнительно. Я всегда умела быть честной, останусь ей и теперь.

– Тебя. – Снова открытая душа, заходи – не хочу. Любой пинок опять попадет в цель, если такой случится. – Тебя всего.

«Для души, для тела, для любви, для вечности». Пусть я не произнесу этого вслух, он почувствует.

– Меня всего. – Кайд всего лишь смотрел, но мне казалось, он занимается со мной сексом – где-то там, за ширмой из множества слоев сознания. – А ты «можешь» меня всего?

Хороший вопрос. Прямой, точно в цель.

– Давай ради эксперимента я покажу тебе наглядно меня «всего», приоткрою щит на пять процентов. И лишь на десять секунд.

«Не надо!» Но я не успела отказаться… Он уже поставил бокал на стол, поднялся со своего кресла и встал перед моим, положил ладони на подлокотники, чуть подался вперед.

«Очень близкий контакт! – орала моя сирена и полыхала красным. – Разорвать, разъединить!»

– Готова?

– Нет.

– Смотри.

И он начал проникать. Я не могла описать это другим словом. Щиты соскользнули вбок лишь незначительно – сквозь латы засквозила его истинная суть. Принялась окутывать мое нутро, забираться в него субстанцией, которая сковывает, присваивает себе, стирает волю, лишает личность памяти. Меня – Эры – становилось все меньше, но все больше появлялось кого-то, напоминающего чистый лист бумаги. Мое дыхание – его дыхание. Оно главнее. Мой стук теперь – это его стук сердца. Медленный, равномерный, чужой. Синие глаза – это теперь мое небо, моя бескрайняя земля, центр моего существования; мои клетки, как лишившийся царя народ, вдруг обрели нового и приняли его безоговорочно. Основная же беда заключалась в том, что некоей моей части это новое состояние безволия нравилось… очень… Ей нравилось не быть, замирать и подчиняться. Другая же взбрыкнула так, что я резко и насильно втянула воздух – СВОЙ воздух, уже СВОИМИ легкими. И у меня вышло лишь потому, что Кайд прекратил наглядную демонстрацию. Захлопнулся, отпрянул, убрал руки с подлокотников моего кресла и занял свое прежнее место.

Я же медленно возвращала себе себя. Меня вело как наркомана. Нутро, заглотившее «дурь», истошно орало, просило вернуть внутрь чужое присутствие; тряслись руки.

Дварт наблюдал за моими потугами нормально дышать, прищурившись.

«Пять процентов, – говорили его глаза. – И всего десять секунд».

Да, мне их хватило, это было горькое осознание. Хватило, чтобы понять наверняка: я не могу принять его всего. Никак и, наверное, никогда. Откройся он на «пятьдесят», и я, скорее всего, свою личность верну уже с большим трудом, если смогу вообще.

Спасибо. Объяснил.