Мужиков Товач не любил. Ни юных, ни взрослых.
Поэтому, когда в комнату внесли не ужин, как он рассчитывал, а вошел, плотно заперев за собой дверь, рослый гость, Рори испытал приступ злости.
«Работник, наверное». Сейчас скажет, что барахлит проводка, или требуется взглянуть на щиток… Нэлли заплатит ему за это – за то, что прервала процесс моральной подготовки к предстоящему действу, отвлекла, сбила тонкий эстетический настрой.
«Шалава».
Но вошедший на провода взглянуть не пожелал. Спокойно, даже по-царски, огляделся, взял в углу стул, установил его аккурат напротив кресла, оседлал.
И очень долго молчал.
Рассматривала Товача так, будто пытать его все равно уже бессмысленно, будто он куль с говном, а не младший Командор, будто уже подписан сверху приказ о «ликвидации».
– Ты кто такой?
Рори молод, но уже не пацан. Когда только пришел на службу, боялся тех, кто выше рангом, кто умеет вот так вот смотреть. Сам так и не научился, но, опять же, какие его годы? С собой все равно пистолет и тревожная кнопка, с собой радар – по нему свои всегда знают, в каком географическом пространстве подчиненные. Так что «чревато, мужик!», надо так и сказать…
По тревожной кнопке Тени слетятся уже через пять минут – Товач вдруг впервые подумал, что это очень долго.
И не к месту прошиб озноб.
К таким, как гость, он всегда испытывал негласную ненависть – сколько в нем, метр восемьдесят? Метр девяносто? Рори едва дорос до ста семидесяти сантиметров – черт бы подрал его низкорослого папашу. И плечищи раскачать не смог, сколько ни упражнялся – только пузо с поздних ужинов отрастил. А этот…
Этот молчал.
И вроде бы не ощущалось в нем ни тайной, ни явной угрозы (ну зашел мужик поговорить, что с того?), но Рори напрягался все сильнее. Изнутри, из самого своего центра, скручивался, как опухолевый узел.
– Ну… Давай, говори!
Накатывала сквозь злость растерянность.
– Помнишь ее? – спросили его негромко. И высветилось прямо между ними в воздухе фото.
Еще секунду назад он не чувствовал угрозы?
Идиот.
– Помнишь?
Спросили его еще раз и неожиданно взяли невидимой ледяной рукой за сердце.
Просто струхнул, с кем ни бывает!
– Помню, – отозвался браво (еще не хватало, чтобы Командор, пусть и младший, терял лицо перед первым встречным), – эта сука вышибла себе мозг.
Как забыть? С него, конечно, не спросили по всей строгости – за что? Но и не похвалили. Алгория была единственной, кто сумел «улизнуть» подобным образом, остальных пытали месяцами. Ломали долго и тщательно, умирать не позволяли, сбегать тоже. А Рори почти не при делах – он их просто вычислял и доставлял. Довольно умело.
– Значит, помнишь…
Что-то с гостем было не так. Товач не мог понять.
– Ты кто такой? Сват? Брат? Решил мстить после стольких…
«Лет?» А сколько прошло? Год, чуть больше?
– Уходи… Пока живой. Пока я не сообщил своим…
– Ты не сообщишь. Уже никому.
В комнате потемнело сильнее обычного, сгустился воздух, но высветилось между ним и незнакомцем пространство. А еще вспыхнули синими лампами глазницы в чужом черепе – Товач вдруг мысленно «обосрался», как в детстве, когда брат смастерил в стенном шкафу тряпичного мертвеца, который вывалился тогда, когда Рори по команде дернул за ручку.
Он тогда напрудил и по-настоящему «какнул» в штаны – не добежал до туалета.
Зря ему казалось, что обхвативший сердце чужой кулак – иллюзия. Этот «кулак» обхватил и шею канатом, и яйца стальной проволокой, стянул до невыносимой боли, заставил Товача согнуться, захрипеть в кресле. А фото блондинки все висело, как похоронный портрет, как напоминание.
– Я ее просто привел…
Внутренности засасывало в черную дыру, их будто вдыхал в себя невидимый великан, высасывал через пуп и глазницы.
– Отпусти…
Хотя его никто не держал.
– Я ее не убивал… Только привел.
Он даже немножко ее любил тогда, когда только встретил, когда пригласил на первое свидание. Впрочем, он заставлял себя «любить» их всех, пока не доводил до нужного здания и не передавал «из рук в руки». Правильно бубнил пьяный батя – такие, как «эти», мешают творить новый мир, мешают взять правителя в стальные рукавицы. И батя был прав.
А незнакомец забавлялся.
Рори вдруг прозрел – человек на стуле вовсе не был «человеком». Кем угодно – инопланетянином, плотным духом, признаком сознания… Только не человеком.
– Доставай свой пистолет.
У людей так не светятся глаза.
Конечно, он не будет доставать свой пистолет.
«
А его собственная рука уже достала из кобуры пистолет. Подняла его, приставила к виску – не к чужому, к своему. Что происходит? Кто этот хренов иллюзионист?
– Помнишь, куда она себе выстрелила? Сейчас ты сделаешь то же самое. И почувствуешь каждую секунду, как это, когда ты не хочешь, но должен. А ты должен.
Должен… Должен… Должен…