Игра с джокером

Вроде бы, не было на ней ничего особенного. На голос Аллы Пугачевой наложился разговор тети Тани с какой-то своей приятельницей. Было время всеобщего дефицита, и говорили о том, что завтра, наверно, в универмаге выкинут какие-то продукты к майским праздникам, и надо бы занять очереди с самого утра, подстраховывая друг друга, а также о том, что очередь за вином теперь и на валидоле не выстоишь, такое творится безумие в этих огромных «хвостах»… Словом, шел обычный бытовой разговор того времени, и, сколько Андрей его ни прокручивал — а он прокрутил его несколько раз — он не мог уловить ничего, что хотя бы с натяжкой можно было бы объявить намеком на некую страшную тайну.

Скорей всего, дело было не в этой пленке, а та «смертоносная», давным-давно была уничтожена, и копии её не сохранилось… Или, если Ленька сделал копию, сохранилась в таком месте, до которого не просто додуматься уж, во всяком случае, не среди обыкновенных пленок. Проста эта пленка, испорченная наложившейся записью разговора, была единственной, выбивающейся из общего ряда — вот Андрей и пытался вслушаться в каждый звук.

«Допустим, я начну придираться и искать странности, — думал Андрей. Какие странности здесь можно углядеть? Во-первых… Да, что за приятельница, с которой беседует тетя Таня? Раза два она назвала её Шурой. Надо бы аккуратненько порасспросить тетю Таню, не было ли связано с этой Шурой чего-нибудь особенного. Но, скорей всего, это путь в никуда. Во-вторых… Допустим, Ленька не нашел переходника и писал телеконцерт через микрофон, приставив его вплотную к динамикам телевизора. Уже то странно, что у рукастого технаря Леньки не нашлось переходного шнура нужных параметров, чтобы записать концерт напрямую. Но если бы он и писал его через микрофон — разве он не предупредил бы мать, что в комнате шуметь нельзя? А она всегда очень трепетно относилась к его пожеланиям. Ладно, допустим… Ленька включает запись, выходит из комнаты, не предупредив мать, а та, ничего не зная, заходит в комнату вместе с приятельницей — и продолжает разговор, не обратив внимания, что магнитофон включен на запись. Слышен шум улицы — гудки машин, посторонние голоса, отдаленные вопли мальчишек, играющих в футбол. Значит, окно открыто… Что неудивительно, если, судя по разговору, стоит конец апреля. Но Ленька бы обязательно закрыл окно, перед тем, как включить запись! Значит, окно открыла тетя Таня, войдя в комнату. Странно, что я не слышу звука открываемого окна. Да, это можно пометить как странность… И все-таки… Если так придираться, то странности можно найти в чем угодно! Несерьезно это…»

Устав от пустых размышлений, он уснул.

Сон ему приснился странный — озаренный мягким светом былых времен, выражаясь поэтически. Снилось, что ему лет семь, и дядя Сема с семьей у них дома, в гостях, день стоит ясный и солнечный, теплый такой денек, какие бывают в июне, прозрачные-прозрачные, когда их бело-золотистый свет сам похож на невесомый и недолговечный пух июньских одуванчиков… Дядя Сема что-то живо рассказывает, по своему обыкновению, и, увидев, что все начинают хохотать под конец его рассказа, сам смеется, сделав рукой замысловатый жест в воздухе, так что зажатая в его пальцах папироса описывает прихотливую дугу. Этот смех ещё звенел в ушах Андрея, и улыбка дяди Семы — медленно тающая, словно улыбка Чеширского кота — висела перед глазами, когда он проснулся…

И некоторое время лежал, не двигаясь. Так хорошо было вновь оказаться в том времени, когда они с Ленькой были маленькими, и вся жизнь, казалось, впереди — и так верилось, что ничто не сумеет её омрачить… И ещё было странное чувство, будто в смехе и улыбке дяди Семы, в почти бесовской лукавинке, золотистыми искорками светившей в его глазах, и надо искать ответ на все загадки, которые сегодня мучают Андрея.

Что-то там было, связанное с этим заразительным смехом и с этими искорками…

Но Андрей не стал залеживаться. Он слышал, как Ленька собирается в школу, и встал, чтобы его проводить и пожелать хорошего дня. Да и у самого Андрея дел было полно.

Они быстро позавтракали все вместе, и Ленька умчался в школу, а Андрей чуть задержался, чтобы спокойно побриться и ещё раз продумать план действий на сегодняшний день. Сперва — в роддом. А после обеда, если все будет нормально — к адвокату, вместе с Федором, или без него, но в любом случае дождавшись от него звонка. Возможны и дополнительные передвижения — в зависимости от того, что он узнает в роддоме.