Игра с джокером

В Швеции, где она отдыхала после жаркого испанского климата. Скандинавскую природу, схожую с русской, она любила больше всех этих вечнозеленых югов. Там ей было не по себе. Хотелось настоящего снега, ядреного морозца, звона коньков на замерзших прудах. Без всего этого она начинала тосковать. А если учесть, что последние десять месяцев, после побега из России, в котором ей так помог Хованцев, она провела сначала в Южной Америке, потом в Италии, а потом в Испании, то можно себе представить, как её душа изголодалась по зиме. Зиму она повидала лишь урывками — во время трехдневной вылазки в Москву в конце года и, до того, во время двухдневной поездки в Канаду.

Теперь она решила дать себе не меньше месяца отдыха — работа была выполнена и она могла расслабиться, с чувством выполненного долга. Уже две недели она только и знала, что спускалась утром к завтраку в уютной гостиничке в центре Стокгольма, потом гуляла, подолгу простаивала на том или другом из многочисленных стокгольмских мостов, созерцая окрестные городские пейзажи и текущую воду, не успевающую замерзнуть, выезжала за город покататься на лыжах, а после обеда устраивалась в своем номере, читая или смотря телевизор — в основном, она включала французские каналы, поскольку французский язык знала лучше прочих, но интересный и достаточно насыщенный действием фильм можно было смотреть на любом языке, хоть на английском, хоть на польском. Всего телевизор в её номере предоставлял больше шестидесяти европейских каналов. Были даже первые две программы российского телевидения — дань времени, их подключили после того, как за последние годы число русских туристов возросло в десятки, если не в сотни раз. Но русские программы она не смотрела никогда — с неё хватало той российской реальности, которую она повидала.

Многие боевики вызывали у неё ироническую улыбку, особенно те, где действовали женщины — убийцы и суперагенты, но с тем большим удовольствием она смотрела эту «чушь», не имеющую, по её мнению, никакого отношения к реальности.

Словом, она наслаждалась покоем и одиночеством — прерванным телефонным звонком, раздавшимся около пяти вечера по шведскому времени.

— Мадемуазель Блан?

— Да, я. Что вам угодно?

— Это говорит представитель «Лионского кредита». Вы просили сразу же известить вас, если с того вашего счета, который вы сделали совместным с Андреем Хованцевым, будет снята крупная сумма по его кредитным карточкам. У нас отмечено, что вы должны быть проинформированы, если будет снята сумма больше трех тысяч долларов.

— Все точно. И какая сумма снята?

— Двадцать тысяч долларов.

— Где оформлено снятие денег?

— Русский город Самара. Вы знаете, где это?

— Да, знаю. Когда это произошло?

— Буквально пять минут назад. Честно говоря, мы ещё не подтвердили разрешение на выплату денег. Ваши распоряжения составлены таким образом, что мы предпочли убедиться, что вы не пожелаете заблокировать выплату.

— Все нормально. Подтвердите, что деньги можно выдать.

— Благодарим вас.

— Это вам огромное спасибо.

Она положила трубку. Три тысячи долларов — это был тот предел, который Андрей мог бы снять, не вызвав гнева Повара. Тот предел, который не привлек бы ничьего внимания и не «засветил» счета, дав наводку «заклятым друзьям» Повара. Если снято больше — значит, с Андреем стряслась беда, и он зовет её на помощь.

Но Андрей слишком горд, чтобы звать на помощь ради себя.

И деньги сняты не где-нибудь, а в Самаре.

Значит, беда стряслась с мальчиком…

С её племянником — с единственным кровным родственником, который остался у неё во всем мире.

А вопросы крови значили для неё очень много. Во всех её ипостасях: и как для Богомола, которой она стала теперь, и как для Люды Венгеровой, которой некогда была — и которую до сих пор иногда в себе ощущала.

Если бы она знала, что Андрей некоторое время считал её матерью Леньки — она бы рассмеялась от души.

Но сути дела это не меняло. Случилось что-то очень серьезное, и она не должна медлить.

Буквально через десять минут она летела на такси в аэропорт. В аэропорту она взяла «билет последней минуты» на ближайший московский рейс.

В Москве она приземлилась около девяти по московскому времени: одинокая красивая француженка, неплохо говорящая по-русски. Российская виза в её французском паспорте имелась всегда.

В этот день Игорь Терентьев отвез Наталью в роддом. Там он пробыл до предельно допустимого срока, а около десяти вечера ему предложили не маячить в приемном отделении и не осведомляться каждые две минуты, как идут дела. У его жены только начались схватки, и всерьез ей займутся часа через два. Он может звонить — или подъезжать, как хочет — к семи утра. Да, вот ему телефон ночного дежурного, сидящего на справке.

Игорь все-таки остался сидеть в большом холле приемного отделения. Заставив себя не докучать вопросами всему медперсоналу, он только внутренне молился, чтобы все было хорошо.