Игра с химерами (СИ)

– Ложись или вали, – не выдерживаю я. Тут же раздаётся колоссальный «плюх» на разнесчастные пружины, что заставляет подпрыгнуть подушку в виде сахарной косточки. Голем просит дать облик. Моя рука зависает над пустым лицевым диском и сама выводит предыдущий, тот самый. Это лицо… Только не оно.

– Нет.

Между нами нависает непонимание, скапливаясь где-то под крышей домика у моря. Раньше, стоило ему принять такой вид, я рассыпалась в похвалах, одаривала его ласками, хвалила и целовала в нос. Мы будто вновь были связаны воедино, как и было в самом начале. Я знаю, что Голем одновременно любит и презирает своё отдельное существование.

Подумав, моя модель принимает облик волка, и я разрешаю его голове покоиться у меня на груди, чтобы зарыться пальцами в чуть волнистый загривок. Серый волосок, бурый волосок, чёрный волосок, рыжий волосок. Словно кто-то прыгал на перечнице, солонке и пачке приправы для барбекю.

Хочет уткнуться мне в плечо, но тут же с урчанием отходит.

– Не спи на плечах моих острых, – напоминаю я давно придуманную, но никуда так пока и не пригодившуюся строчку. Задумываюсь.

Что если Тварь Углов получит сегодня стихотворение?

А пока…

– Я знаю, что ты хочешь снова быть моей частью, – говорю я, приподнимаясь на локте. Голем запирает меня в клеточке из своих лап. Будто мне есть куда бежать.

– Но я не сделаю этого. Прости. Я нуждаюсь в тебе. Если ты станешь моей частью – носителю не выжить. И это не только из-за творческих исканий. Я просто… отсеяла тебя, чтобы… Пойми. Ты тряпка, – я легонько шевелю коленом, проходясь по мускулам живота моей модели, – Бесхребетное изделие, прогибающееся подо всех и практически не умеющее говорить «нет». Благодарящее за боль, ревущее по поводу и без повода. Мы доконаем нашего носителя, если сольёмся или если ты снова будешь командовать.

Ответом мне служит согласное молчание.

– Как же я тебя ненавижу! – в сердцах говорю я, зная, что сейчас это чмо ткнётся мне в шею, обниматься.

И точно, повисает.

– Но и люблю я тебя не меньше. У нас с тобой любовененависть.

На лицевом диске произвольно появляются те самые, знакомые мне черты.

– Не рискуй, иначе снова будет ненависть, – предупреждаю я, но Голем не глупее меня, когда захочет.

Ибо такова моя натура: я всегда одновременно люблю и ненавижу всех, кто мне дорог…

========== Конфигурация двенадцатая ==========

– Цветёшь и пахнешь, – замечает Тварь Углов, когда находит меня посреди Зала Полотен. Я рисую и уже заляпалась краской как какой-то психоделический королевский гепард. С моего лица не сходит улыбка. Голем трётся об мои ноги. Периодически я спотыкаюсь, но даже не чертыхаюсь на безмозглое создание.

– Я тебе не сирень.

– Куда тебе до сирени, ты смердишь человеческой плотью… Так и что же?

– Я нашла собеседника. Мой… мой носитель нашёл собеседника. Изысканный экземпляр, знаешь ли, – я хватаю модель за плечо и стремительно набрасываю детали лица.

– О, – демон зачем-то втягивает носом воздух, – Молодая особь… Ну?

– Давно я так не спорила, – я усмехаюсь, размазывая цветные капли по бедру. Напоминает окрас рака-богомола. Кстати, почему бы не попробовать, в раков я ни разу не превращалась.

– И он принял твои аргументы?

– Не, всего лишь взбесился, что не смог выиграть. У него на редкость закостеневшие мозги… Впрочем, это изюминка самцов нашего вида. Надо полагать, зачастую мы и любим их за то, что они тупые и полагают, будто знают о мире больше чем достаточно.

– И каков его мир?

– Маленький. Ограничивается тем, что вбили ему в голову, а ему и достаточно, ибо влом прилагать усилия, чтобы проверять и искать своё.

– Но это ведь очень удобно, – Тварь Углов расплывается в добродушной улыбке.

– О, да.

– Наверняка он всё ещё злится, что ты атаковала уютное гнёздышко ограниченного мышления.

– О, да.

– Нечему удивляться. Любая устрица не хочет покидать своё убежище, такое обжитое и уютное.

– Я и не удивлена… Кстати, ему бы не понравилось сравнение с животным.

– А, он видист? – тварь кивает с крайне умным видом, – Популярная ересь, особенно среди сапиенсов. Вера в свою исключительность.

– Она самая, – я некоторое время дурачусь, трансформируя руку в клешню, потом с визгом падаю на мольберт и оставляю отпечаток себя.

– Эй, четвероногий, это лимитед эдишн. Когда-нибудь ты разбогатеешь, продав это. Едва ли у кого-то есть отпечаток человека, который, – я цитирую, сдвинув брови, – «выбился из системы». Система… Представляешь, есть те, кто считает её незыблемой!

– Наивно. Но с людьми быстро привыкаешь… Хотела бы его переубедить? Заставить думать?

– Много работы, – я поднимаю свою картину и принимаюсь накладывать жирные мазки цвета ноготков, – Его нужно выцарапать из маленькой клетки и заставить истекать кровью, словно реками смыслов. Боюсь, что это сведёт его с ума, как ту собаку, в клетке с электрошоком. Когда её решили выпустить после всех непредсказуемых ударов током, она не вышла. Лучше насилие, но постоянное и привычное, чем страшный многомерный мир… Хм…