Игра с неверным мужем

– Рассказ у меня долгий будет, – начал Егор Иванович, – ты уж, дочка, не обессудь. Родился я в деревне Забродье. Это в Лужском районе, только от Луги еще километров семьдесят. Это, конечно, если напрямую по карте смотреть. Хотя деревня наша не на всякой карте есть, хоть и большая была раньше деревня. А так если от Луги ехать, то сначала идет шоссе, потом грунтовка, потом надо большого крюка дать по проселку, поскольку с одной стороны деревни болото непроходимое, а с другой – река. И моста через нее нету.

– Как же так – люди давно живут, а моста нету? – ввернула я.

– А вот так. Если простой мост ладить, чтобы только перейти, то дорого больно. А каменный для машин – кто же ради одной деревни стараться станет. Опять же раньше по реке буксир ходил, ему мост помеха. Деревня хоть и называется Забродье, но брода рядом тоже нету, река глубокая, а весной вообще на версту разливается. В общем, как раньше при царе Горохе жили, так и сейчас живем. Люди машины на противоположном берегу у переправы оставляют и кричат, чтобы перевезли. Там человек живет у реки, лодка у него всегда наготове. Ну, зимой, конечно, можно по льду перебраться. Если мороз.

Дядя Вася мигнул мне, чтобы подала рассказчику чаю, да и он бы не прочь. Я в ответ едва заметно пожала плечами – что-то уж больно издалека начинает рассказчик, этак мы до вечера не управимся. А у меня Бонни голодный и негуляный.

– Отец у меня с войны пришел контуженый, говорить совсем не мог, так заикался, – продолжал Егор Иваныч, – говорили, что и до контузии характер у него был тяжелый, а уж потом… Все нам с сестрой запрещал – выйти куда погулять, в клуб опять же, песни попеть… Мать совсем запугал, она и слово поперек сказать боялась. Она медсестрой работала на фельдшерском пункте, иногда сутками, теперь я думаю, только чтобы дома пореже бывать. Отец, конечно, недоволен был, да только другой работы в нашем захолустье не сыскать было.

Так и жили. Сестра забитая была, тихая, одевалась как старуха, отца боялась очень, он под горячую руку и ударить мог. А я помладше ее на пять лет, заводной в детстве был – все мне надо куда-то бежать, отца не слушался, хоть он и драл меня как сидорову козу. И характер у меня такой получился – ну все поперек надо сделать. Говорит отец – сиди дома, учись, так непременно убегу, уроки не сделаю и наутро двоек нахватаю. Или мать велит – надень шапку, мороз на улице, так я шапку эту на крышу сарая заброшу, потом болею, один раз уши отморозил, думал, вообще отвалятся. Или на реке мы купаемся, взрослые кричат – не прыгайте в омут, затянет. Все слушаются, а я прыгнул. Хорошо, дядька Матвей мимо проходил, вытащил меня, сам чуть не утоп. Так и рос. Отец нам твердил, что никуда из деревни не отпустит, где родились, мол, там и пригодились. Человек хорош на своем месте и так далее. А я откуда знаю, что мое место здесь? В общем, как пришла повестка в армию, я прямо обрадовался – иначе ведь никак не вырваться. И уходя сестре сказал – не ждите, мол, не вернусь в это болото ни за что на свете. Она только заплакала.

Снова я переглянулась с дядей Васей и украдкой взглянула на часы. Время бежит, а до дела еще и не дошли. Дядя Вася успокаивающе кивнул – слушай, мол, раз человек говорит, да на ус мотай, все может пригодиться. Ну, ясное дело, ему-то спешить некуда, ему разговор вроде развлечения, скуку больничную разогнать.

– Отслужил я в армии, демобилизовался, да и рванул сразу в Москву, – продолжал Егор Иваныч, – такое у меня было мнение, что надо сразу брать быка за рога. Получил в армии специальность водителя, думал – сразу работу найду, и начнется у меня новая интересная жизнь. Ну, работу, конечно, нашел, да ничего хорошего. На приличное место никто не хотел незнакомого человека брать, в такси если – так я города не знаю, грузы возить – боятся материальные ценности доверить. В общем, еле-еле пристроился в автосервис на подхвате. Платят мало, все на жилье уходит, какие тут гулянки, ел и то не всегда досыта. Семье сразу написал, что не вернусь. А от сестры в ответ письмо пришло, что отец меня на иконе проклял и запретил имя мое вспоминать. Он в последние годы верующим стал, в церковь не ходил, а дома весь угол иконами завесил. И мать с сестрой молиться заставлял. Ну, я не очень расстроился, проклял и проклял, все равно я возвращаться не собирался. И вообще Бога нет, это все мракобесие одно. На материальных, в общем, тогда позициях стоял.

Пришел Петюня и потребовал чаю с конфетами. Хорошо, что догадалась купить дешевых карамелек в ярких фантиках. А то на этого троглодита не напасешься!

Петюня сел с кружкой тихо у себя в углу, а Егор Иваныч снова заговорил: