Игра с незнакомцем. Сборник рассказов

Но веселого было мало. Он все же вошел в квартиру и теперь совершенно точно знал, что ему надо делать. Он занялся поисками одного детского журнала, вернее не журнала, а книжечки, и не книжечки даже, а сравнительно небольшой картинки. Эту картинку он в детстве долго рассматривал, пытаясь проникнуть в ее глубины. На ней были изображены дети – мальчик и девочка, которые рассматривали книгу, на обложке которой были изображены мальчик и девочка, рассматривающие книгу, на которой в свою очередь были изображены мальчик и девочка, которые рассматривали книгу, на обложке которой… и так далее. В детстве он до потемнения в глазах, до боли в голове и звоне в ушах рассматривал эту картинку, – так ему надо было, он это знал. И сколько бы мать ни билась над ним, охала и ахала, стараясь отнять дурацкую, бестолковую… книжку? журнал?.. он продолжал, оставшись в одиночестве, разглядывать теперь один лист, который он вырвал из… книжки? журнала?.. и прятал под подушкой. Он верил, что там – тайна. Только огромным напряжением воли можно ее познать. И когда глазам становилось темно, в голове поднимался гул, а в ушах начинало тихо звенеть, кажется, еще немного – и тайна будет раскрыта. Но всегда мешала мать. Теперь же он свободен в своем безумстве, сейчас как раз и надо покончить со всеми тайнами и особенно с той, что привела его сюда таким необъяснимым путем!

Под взрослой подушкой его взрослой кровати – искать бессмысленно. Хотя он попробовал. И нашел оторванный листок календаря. Он машинально взглянул на него, в раздражении скомкал и бросил за дверь, в соседнюю комнату. Дату он не запомнил. А как надо было бы запомнить! Когда он подошел к письменному столу, чтобы порыться в его ящиках, он увидел над ним, на стене, прикрепленный календарь. И тогда же он отметил, что дата на нем (хоть режь его!) та же, что и на том самом листке, из-под подушки. Но какая? Какой год, месяц, день? Число какое?.. Не мог он этого сказать, никак не мог, хоть и смотрел на календарь, как зачарованный, и приходили постепенно боль в голову, темнота в глаза и звон в уши. Он протягивал руку к календарю и срывал злополучный листок. И все равно – одно и то же число, один и тот же день, месяц. Он клялся и божился, что запомнит, наконец, эту дату, может быть, в ней вся разгадка, но не мог сосредоточиться и чуть не плакал от досады. Все листки у календаря были одинаковы. Когда календарь кончался, он шел в другую комнату, всю заваленную календарями (не было времени удивляться!), долго копался, выбирая, потом вешал на стену; затаив дыхание, зажмурившись, большим и указательным пальцами крепко сдавив листок, тянул его книзу и… убеждался в том, что все календари лгут. А может быть, лжет он? Или солгал когда-то и расплачивается теперь явной, убийственной враждебностью календарей, всей обстановки? Что может означать эта дата? Чью-то смерть? Рождение? День свадьбы? Или это день, в который что-то важное могло произойти, но не произошло?.. Но по чьей тогда вине? Его?

Тщетно вспомнить, решить задачу… Память от него отвернулась, как… он когда-то? Удрученный и растерянный, он вышел в соседнюю комнату. Здесь он всегда спасался от окружающего мира и его забот. Здесь, наверно, и должна была быть та детская картинка. На старом, кряжистом серванте стояли выстроенные в аккуратные ряды кассеты с музыкальными записями. Слушать нечего, одно кончилось, а другое не начиналось, подумал мужчина о своем, и как только подумал, кассеты бешено закрутились, ритмично выбрасывая магнитные ленты. Они, как змеи, извиваясь, ползли по полу и клубками выползали из комнаты. Напрасно он испугался, что будет задушен их буйными кольцами. Последняя лента прошуршала по паркету и выкатила ему под ноги скомканный листок календаря, тот, из-под подушки. Он пошевелил его носком ботинка, затем пнул ногой, так что тот подпрыгнул и завертелся на месте, и только потом, словно убедившись, что он не агрессивен, взял его двумя пальцами. В последней надежде на разгадку расправил он листок и увидел, что это фотография и изображены на ней трое: женщина, мальчик и мужчина. Женщину и мальчика он не знал, а вот в мужчине что-то знакомое показалось, но, впрочем, не настолько, чтобы высказать это связным предложением. Поэтому он зевнул. Наверно, от усталости. Или от безразличия. А может быть, из-за пыли, что видимо-невидимо скопилось на мебели.