Игра с огнем

Неужели это неверность, если она просит кого-то другого зажигать огонь?

Думаю, да. И на следующий день говорю ей об этом, рассказываю, как наблюдал за ней с пожирателем огня. Она злится на меня за то, что я шпионил за ней.

Но мне кажется, на самом деле она злится не из-за этого. У меня такое чувство, будто она знала, что я шпионил, и даже хотела, чтобы я шпионил, но у меня нет настроения играть в ее игры. Я кричу, что теперь она моя жена и ей не положено заниматься сексом с другими мужчинами.

— У меня не было секса с другим мужчиной, — кричит она в ответ.

— Ты не должна обнаженной находиться рядом с другими мужчинами! Вот что я подразумеваю под неверностью!

— Когда мы с тобой занимаемся сексом, я ведь изменяю огню — говорит она. — Но все равно занимаюсь.

— И что это значит?

— Ты знаешь, что это значит.

— Нет, не знаю. Скажи мне.

— Мне нужно, чтобы моя киска периодически поджаривалась.

Мы пристально смотрим друг на друга.

— Ты же знаешь, как я это люблю, но отказываешься удовлетворить меня. Вот почему я вынуждена обращаться в другие места.

Она права. В течение последних нескольких месяцев я был категорически против этого: выбросил все спички и зажигалки из дома, даже попросил газовую компанию отключить газовую колонку и плиту. Мы готовили еду в микроволновой печи.

Я грозно указываю на нее пальцем.

— Никогда, никому другому, не позволяй делать это с тобой, — приказываю я.

— Мне нужен огонь!

— Не важно. Мне все равно. Я не хочу, чтобы ты это делала с кем-то другим.

— Ты же сам этого делать не хочешь, — раздраженно парирует она.

Я смотрю на нее, делаю глубокий вдох.

— Я сделаю это, — говорю я.

В: Ты злишься на женщин?

О: Нет.

В: У тебя есть какие-нибудь друзья женского пола?

О: Нет.

В: Как ты думаешь, почему?

О: Они мне не нужны.

Когда мы встретились, я работал на крысиной фабрике, на конвейере, управлял системой, отделяющей здоровых крыс от больных, перенаправляя их к соответствующим процедурам умерщвления. С моего участка хорошие крысы направлялись на станцию снятия шкур, а оттуда — в чаны для жира.

Именно так мы получаем мыло.

Большинство людей не знают, откуда берется мыло и как его делают. Это один из немногих продуктов в Соединенных Штатах, для которого не требуется маркировка ингредиентов. Народ думает, что мыло подобно соли; природный элемент, состоящий только из самого себя.

Но оно производится из крыс.

Основа нашей страны покоится на ужасах, о которых люди не хотят знать или слишком глупы, чтобы осознать их существование.

Я хотел, чтобы она была чисто выбрита. Это был мой собственный фетиш. Я сказал, что хочу побрить ее, водя рукой по ее лобковым волосам, представляя ее промежность гладкой и безволосой.

Она застенчиво придвинулась ко мне и прошептала на ухо.

— Не сбривай их, — сказала она. — Выжги.

Мы занимались этим в постели на огнеупорной простыне. Я поднес спичку к ее кустику, наблюдая, как маленькие вьющиеся черные пряди опаляются, чернеют и исчезают. Огонь лизал и ее кожу, прижигая неровными участками, напоминавшими слезинки. В конце концов она застонала, воздев таз высоко в воздух, и сильный аромат ее возбуждения смешался с запахом серы от спичек и ее опаленных волос и кожи.

Я овладел ее, безволосой и обожженной.

Два года, восемь месяцев и четыре дня.

Вот, сколько мы были вместе.

* * *

В итоге Тимоти Лири[2] оказался слабаком. Он умер традиционным образом, в окружении семьи и друзей, в последний момент испугавшись довести до конца свой план самоубийства, опубликованный в Интернете. Эта смерть была его последним заявлением — отступлением к общепринятым нормам, — и оно аннулировало все, что он делал раньше, все, над чем он работал, все, что имело значение в его жизни. Оно разоблачило ложь, лежащую в основе его существования.

Последние заявления — только они имеют значение.

Рак, сказал доктор.

Цвет — вот единственное отличие. В остальном все тоже самое, как у любой другой женщины. Те же тактильные ощущения, тот же запах, тот же вкус. Идентично по структуре, только оттенок кожи отличается от нормы.

Она поливает мой член жидкостью для розжига и говорит, что будет совсем не больно. Я ей не верю, но все равно готов попробовать. Я завожу ее, водя свечой над влагалищем, пока они оба, она и воск, не начинают течь.

Она поджигает мой член Биком. Она права, горящая жидкость опаляет, но я этого не чувствую. Я быстро засовываю член внутрь. Ее киска горячая и тугая, она мгновенно гасит пламя, и мы оба одновременно кончаем.

Когда я поджигаю дом, она спит, вырубленная каким-то обезболивающим препаратом, который врачи прописали ей от рака.

* * *

Если я попаду в аварию, говорю я ей, буду в коме или парализован, — стану одним из тех парней, которые не могут пошевелить ни единым мускулом, а могут только моргать «да» и «нет» — отключи систему жизнеобеспечения.

— Как ты можешь так говорить? — спрашивает она меня.

— Меня волнует качество жизни, — говорю я. — А не ее продолжительность.