Игра с огнем

Под утро Александре привиделась мать. Ее мертвое лицо было коричнево-зеленым, со следами трупных язв, с бесцветными полукружьями пустых глазниц. Она протянула иссохшую руку и грустно спросила: «Шура, где дочь твоя, Марианна?» И изо рта сочился тлен…

Александра что-то забормотала и вскочила. Подушка была мокрой от ледяного пота. Это страшное видение произвело на Александру такое впечатление, что она тотчас стала звонить дочери, но долгие гудки уходили в пустоту. А мать, превратившись в бесплотную тень, продолжала стоять в изножьи, исполнившись немой укоризны, дожидаясь крика первых петухов. И тогда Александра наспех оделась и, даже не наложив макияжа, скрыв лицо за черными очками, выскочила из дома. Предрассветный «Мерседес» долго колесил по проклятому району вокруг помпезных новостроек, ни одна из которых не совпадала с номером 15. Вконец измаявшись, она притормозила возле раннего дворника, который направил растопыренную метлу в сторону одинокой замшелой «хрущевки» в клещах убогих железных «ракушек». Пока недоверчивая Александра выясняла, не ошибся ли заспанный дворник, с противоположного края дороги, разрывая пронзительным цветом голубоватую утреннюю мглу, подъехала ярко-красная «БМВ»

– Девочка моя! Воскликнула Александра, порывисто прижимая дочь к груди. – Где ты была?

– В ночном клубе, – пробормотала растерянная Анна, не привыкшая к материнским проявлениям нежности. – А что случилось?

– Ничего. Ничего… – Александра перевела дыхание. Зловещий призрак исчез с появлением первых солнечных лучей, бороздящих серое небо. – Ты расстроена? – Она вгляделась в усталое лицо дочери. Едва ли впервые за долгие годы.

– Просто я снова проиграла…

– Пустяки, – сказала Александра, чувствуя, как тяжесть, огромная и ледяная, как надгробный камень, постепенно ее оставляет. – У нас достаточно денег.

– Да, – тускло согласилась Анна, – Это единственное, в чем у нас нет недостатка. – В ее голосе звучала горькая ирония, но Александра этого не расслышала.

– Раз уж я здесь, – заявила она, то посмотрю, как ты живешь.

– Пойдем, – вздохнула Анна. – Но вряд ли тебе понравится.

Она была права. Дом изнутри оказался столь ужасен, как и снаружи. Омерзительный подъезд, выкрашенный в убогий синий цвет, обшарпанные ступени, исписанные стены… Хорошо, хоть не пахло мочой. На лестнице попалась нечесаная старуха в халате с переполненным помойным ведром, прошамкала, едва не просыпав мусор на туфли Александры: «Здравствуй, Анечка. Как ты рано сегодня… Это твоя мама?» И принялась что-то говорить Александре, которая еле сдерживалась, чтобы не закричать. Комната дочери была крошечной, как наперсток. Темной и душной. Ветхий балкон, на который страшно ступить. В ванной на потолке – чудовищный грибок, при виде его по спине Александры пробежало стадо мурашек. «Он не кусается», – невесело улыбнулась Анна.

– Как ты можешь здесь жить?!

– Нормально, – дочь пожала плечами, сбрасывая платье. – Ты не возражаешь: я в душ?

– Но почему ты не живешь в приличном доме? – из-за двери совмещенного санузла спросила Александра.

– Так получилось, – сказала Анна, приоткрыв дверь. – Не кричи. Соседей перебудишь. У меня не было денег.

– У тебя?! Не было денег?! – Александра только что не заикаясь от возмущения.

– МОИХ денег, понимаешь? Извини, я могу, наконец, помыться? – и снова заперлась изнутри.

Александра хотела спросить дочь, чем та намерена заниматься, ведь не идти же снова в официантки, но почувствовала, что задыхается в этой убогой клетке, где все словно пропиталось запахом ее полунищей юности. Александра не могла понять, почему спираль ее жизни отбросила ее назад, к пройденному однажды витку, куда ей даже в воспоминаниях не хотелось возвращаться.

«– Мань, давай вернемся. Мы здесь чужие…»

Сцепив зубы, сглатывая застрявший в горле резиновый ком, она отворила входную дверь. Из ванной доносилось шипение струй и вой старых труб. Александра бросилась вниз по лестнице так быстро, словно боялась: вот-вот пробьют часы – и королева вновь превратится в замарашку.

Выскочив из подъезда, закашлялась, точно рыба, заглатывая ртом прогорклый воздух. Следом вышел мужичок. Из холщового мешка за спиной торчали лопата и грабли. Приподняв на лысоватой голове расхлябанный картуз, сказал с улыбкой:

– Доброго здоровьичка.

Александра молча кивнула, прижимая ладонь к ноющей груди.

– На небе – ни облачка, – жмурясь на рассвет, сказал мужичок. – Горит землица родимая. Ей тоже пить хочется…

Александра вздрогнула вдруг, точно утренний ветер донес до нее сухой горький аромат горячей степи, бедного, но такого беззаботного и счастливого детства…

– Год Сатаны – болтают, три шестерки наоборот… Брехня это. Засуху Бог нам послал во благо. Чтобы позабыли люди дрязги свои и войны да вместе собрались, напоили землицу… – Мужичонка закивал с улыбкой и, снова приподняв на мгновение замусоленный свой картуз, словил им голову и с достоинством засеменил по дорожке, загребая мысками стоптанных ботинок летний листопад.