Игра с огнем

Капитаном команды был Брайан Литч. Он был кумиром болельщиком, потому что он играл за сборную США. Но мне кажется, Литч не совсем понимал весь потенциал нашей команды.

Думаю, если бы он его увидел, то у него бы могло получиться сплотить нас. В этом и заключается задача капитана. Он всегда был на короткой ноге с тренерским штабом и менеджерами, а потому мне казалось, что после окончания игровой карьеры в "Рейнджерс" он и сам станет одним из них. На деле же вышло, что после 18 лет он завершил карьеру в "Бостоне" и судя по всему винит в этом Слэтца.

Главная проблема в моём первом сезоне в "Рейнджерс" заключалась в том, что мы не играли так, как от нас хотел Маклер. Маклер пытался привить нам оборонительный хоккей, в который у нас никто не играл. Это была стандартная схема Бадди Райана, которая получила своё название в 1985-м году в честь тренера "Чикаго Бэарс", который придерживался оборонительной тактики.

В этой схеме нет места передачам. В итоге же мы пропускали непозволительно много шайб. Да к тому же, наша команда не хотела во что бы то ни стало чего-то добиться. Наши игроки не хотели работать до седьмого пота. Игра в нашей зоне была плоха до омерзения. Мы проигрывали в "физике". Нельзя всё сваливать на тренера, ошибается всегда вся команда. С тех пор я говорю своей жене, что если я вдруг захочу стать тренером, пусть она меня со всей дури по яйцам пнёт. Рано или поздно так оно и произойдёт, чувствую.

Мы пытались решить наши проблемы бесконечными командными собраниями, тренировками и играми. Это было похоже на групповую терапию, где все различия между нами вылезали наружу. Я пытался сплотиться со своими партнёрами, а потому ходил вместе с ними в бар.

Когда же все расходились по домам, я находил другое место и продолжал тусить там.

Обычно я спокойно сидел и бухал в уютном баре недалеко от моего дома в Гринвиче. Я не кричал на каждом углу, что я нюхую кокаин и заваливаюсь домой под утро, но и особого секрета из этого не делал. Я всегда доверял моим партнёрам на 100%. Нет, я серьёзно. Эти парни меня бы ни за что не сдали. Они воевали со мной плечом к плечу каждый божий день.

В общем, где-то в феврале мне позвонил доктор Брайан Шо, который представлял профсоюз игроков в Реабилитационной Программе НХЛ, и доктор Дэвид Льюис, представлявший владельцев клубов. "Мы волнуемся за тебя, Тео, - сказал доктор Шо. - Про тебя ходит множество слухов, что ты якобы употребляешь наркотики и шляешься по ночам. В чём дело?". Дэн сказал: "Когда приедешь в Торонто, зайди к нам в офис, хорошо? Нам есть о чём

поговорить".

Что ж, я встретился с ними. Они знали, что я тусил по ночам и употреблял наркотики. Они сказали, что это было видно по моей игре, и хотели, чтобы я записался в Реабилитационную Программу. Они уверяли, что от меня будет требоваться только одно - периодически сдавать анализы, чтобы они могли меня защитить. Мне предложили доиграть сезон и пройти курс лечения летом.

Всё выглядело вполне разумно, и я поставил свою подпись. Но после этого, мне казалось, что я совершил одну из самых больших ошибок в своей жизни, потому что у меня отобрали свободу, вспомогательные средства (наркотики), а сам я остался трезвым и без кайфа.

Откуда люди в этой программе знали о моих намерениях? Кто-то из моей команды рассказал об этом тренеру, как же ещё? Я-то думал, что в Нью-Йорке я смогу спрятаться, а за мной, оказывается, кто-то шпионил. Я выяснил, кто это такой и не общаюсь с ним по сей день. Но я вам не скажу его имени, потому что в отличие от него, я не крыса. После этого, мне кажется, руководство "Рейнджерс" наняло профессионалов, чтобы следить за мной, но уверею вас, никто в команде в этом ни за что не признается. Я их не виню - они платили мне $8 миллионов в год.

Сразу после этого, я стал крайне скрытным. Я мог пойти выпить по паре пива с ребятами ради приличия, а потом вызывал ко входу лимузин и говорил водителю, чтобы он намотал пару кругов вокруг района. После этого я выходил из машины и отправлялся обратно в ресторан. Лимузин в это время опять наматывал круги неподалёку. Я шёл в конец ресторана, проходил через кухню и выходил через чёрный вход, где меня уже ждал лимузин. Они играли в свои игры, я - в свои.

Нью-Йорк - это город, который никогда не спит, где бары всегда открыты. Для алкоголика это своеобразный шведский стол.

Вероника хотела стабильности для наших детей, и она была на восьмом месяце беременности. Поэтому когда я играл за "Колорадо", она осталась в Калгари и родила нашу дочку. Но с "Рейнджерс" я подписал многолетний контракт, так что она отправилась вслед за мной. После переезда, она пригласила в гости старшую дочку Чака, милую девушку по имени Криста, и её молодого человека, чтобы они присматривали за детьми и составили ей компанию.

Вероника, как и большинство жён энхаэловцев, была без ума от шмоток и обожала ходить по магазинам. Когда у тебя столько денег, нельзя не измениться. Я ходил в рубашках от Версаче, а она была вся в Праде и Луи Вуиттоне. У нас было по две кредитки с лимитом по $50 000 на каждой из них.