Игра с огнем

Помню, мы готовились в Уистлере (пр. Британская Колумбия) к Кубку Мира 1996-го года, а там в это время проводился крупный турнир по гольфу. И вот мы, значит, подходим с Эдди к регистрационной доске, и девушка, сидящая за ней, спрашивает его: "Как вас зовут?". Он ей отвечает: "Эд Джовановски". Она ему: "Вы не могли бы это по буквам мне продиктовать?". Он так и сделал: "Э-дэ".Также в защите у нас играли здоровяк Эл МакКиннес из "Сент-Луиса" (я с ним выходил в "Флэймс" на большинство в том сезоне, когда мы Кубок Стэнли взяли), Скотт Нидермайер из "Нью-Джерси", который выиграл всё на всех уровнях своей карьеры, и Крис Пронгер из "Сент-Луиса". С ними всеми я играл вместе на Кубке Канады, Кубке Мира и Матчах Всех Звёзд НХЛ.

Помимо меня в атаке играли Симон Ганье из "Фили", мой дружбан Джером Игинла из "Калгари", Пол Кария из "Анахайма", Оуэн Нолан из "Сан-Хосе" и Майк Пека из "Айлендерс".

Кроме того, там были Марио Лемье из "Питтсбурга", Райан Смит из "Эдмонтона", мой партнёр по тройке в "Рейнджерс" Эрик Линдрос, Джо Ньюиндайк из "Далласа" (с ним мы тоже вместе выиграли Кубок Стэнли) и Стив Айзерман из "Детройта", с которым я играл в одной тройке на Кубке Мира в 1996-м.

С Джо Сакиком я играл в "Колорадо", а с Брэнданом Шэнахэном из "Детройта" я был в одном звене на Олимпиаде в Нагано в 1998-м.

Что ж, таким образом я попал в состав лучшей команды в мире на самый главный турнир в моей карьере, и я не собирался упускать эту синицу из рук. Я старался так, будто от этого моя жизнь зависела. Если бы я снова начал пить - про Олимпиаду можно было забыть. Поэтому я держал себя в руках на пределе сил.

Иногда это было невероятно сложно. 17-го декабря в матче со "Флоридой" я набрал 27 штрафных минут. 28-го числа на матч с "Сан-Хосе" не вышел Эрик Линдрос, внесённый в список травмированных - вновь для него прозвенел звоночек. В той же игре меня удалили до конца матча за удар в колено Марка Смита, который отпустил что-то в мой адрес касательно курса лечения.

Я иду по дороге в раздевалку, а на моём пути стоит Шарки - талисман "Сан-Хосе". Он видел, что я был злой, как собака, но не стал уступать дорогу. Он начал там что-то вытворять из своего репертуара, и я немного толкнул его, проходя мимо. Честное слово, я его едва задел. Так следующим же утром я читаю во всех передовых изданиях страны, что я "сломал в драке два ребра талисману "Сан-Хосе". Типичное американское нае**тельство.

В канун Нового Года мы играли с "Финиксом", и я набрал 20 минут штрафа - пять "двушек" и одно за неспортивное поведение. Я считал, что руководство НХЛ пыталось элиминировать силовой аспект из игры. Но у меня-то выбор простой - либо бью я, либо бьют меня.

5-го января в матче с "Питтсбургом" меня удалили за удар соперника по рукам. Уже в третий раз за матч. При этом на играть оставалось 7:37. Я взял и ушёл. Помылся в душе и сел в автобус. За шесть матчей я не набрал ни единого очка и получил при этом 40 штрафных минут.

Дон Черри тогда сказал: "По-моему, Тео мальца спятил. За 50 лет я ни разу не видел, чтобы кто вот так вот взял и ушёл с площадки. Кому-то надо его вразумить". Раз уж мы затронули тему Черри, то я хочу сказать, что вообще не понимаю какое у него есть право говорить некоторые вещи, как он любит, про величайших хоккеистов. Он же выиграл-то только пару чемпионатов в низших лигах.

Я знаю, что он четыре раза выиграл Кубок Колдера (главный трофей АХЛ, прим. АО) будучи игроком, а в 1969-м году стал победителем WHL в составе "Ванкувера", но он говорит о победах на высшем уровне, будто сам всё это пережил. Если ты выиграл пару-тройку Кубков Стэнли, как Айван Курнуае или Анри Ришар, то пожалуйста - говори, что хочешь, потому что ты сам через это прошёл. А тявкать по субботам о том, через что ты сам не прошёл... Это как-то дурно пахнет фэнтази-хоккеем.

Насчёт того, что тогда творилось в моей жизни, ходило множество слухов. В газетах писали, что у меня личные проблемы, семейный кризис и всё такое. Но кажется, что настоящая проблема заключалась в том, что я возложил слишком много надежд на НХЛ и её Реабилитационную Программу.

Я не стал брать на себя ответственности за своё решение. Вероника была ужасно несчастлива и разочарована, так что смело можно сказать, что ей-то программа точно "помогла". В тот момент я понял, что на самом деле они всего лишь хотели, чтобы она молчала и улыбалась на публике, а я забивал голы.

У меня не сложилось такого впечатления, будто они старались сделать, как лучше для Вероники, Татима, Бо или меня. Но мне постоянно твердили, что это программа поможет мне так, как во всём никто больше не сможет, поэтому я решил, что нам просто надо их слушаться.

Мне выписали хлоназепам, а ей предложили пройти почти тот же курс лечения, что и моей маме. Но Вероника не из тех, которая сдаётся без боя. Она взяла детей и ушла от меня, и я жутко волновался по этому поводу. Я обратился за помощью к врачам, но мне сказали закрыть рот, принимать хлоназепам и забивать голы.