Торжественное пение раздавалось уже совсем рядом с приемной. Еще один чудовищный толчок — и дверь широко распахнулась.
— А Дерри я люблю за тишину, чистоту и сонмы белых ангелов. Все еще не спишь? — Тади Бой Баллах прошел в комнату, запер дверь на ключ, бросил на стул запачканную мантию и показал себе в зеркало язык. — Боже мой, я весь полон кислым вином и коровьими ножками, а из белья можно делать ячменные лепешки. — Никакого акцента не оставалось и в помине: голос был приятный, звонкий, чистый, как колокольчик.
О'Лайам-Роу, который и сам философски относился к превратностям судьбы, имел все же совесть и сильно волновался с тех самых пор, как Лаймонда вызвали к вдовствующей королеве. Поэтому, когда принц обратился к своему блудному оллаву, в голосе его звучало раздражение:
— Это королева-мать Шотландии так развлекает своих гостей?
— О Боже, конечно нет. Вечер я провел совсем в другом месте. Играл в бумажные игры с твоим поклонником Робином Стюартом.
— В Ирландии, — заявил О'Лайам-Роу, — на этого парня надели бы юбки и послали доить коз. Он позорит свой пол… Значит, аудиенция у королевы была краткой? Оскудели ее поля, обезрыбели реки, скот не дает молока, а сады — плодов? Один только желудь вырос на дубе, да и тот ей не достался?
Лаймонд раздевался, проворно и методично. Под мокрой рубашкой топорщился накладной живот в кожаном чехле. Оллав отстегнул его с безмятежным видом, повертел в руках и положил возле очага.
— У нее свои заботы. Тебя они не касаются.
— Что она сказала? — спросил О'Лайам-Роу, вынужденный объясниться начистоту.
Лаймонд помолчал. В его черных волосах, влажных и вьющихся, у самых корней сверкала золотая полоса, и, если бы не краска, втертая в кожу, щетина на подбородке тоже была бы светлая. В глазах под нависшими веками таились искорки веселья и жизненной силы. У О'Лайам-Роу что-то смутно шевельнулось внутри. Если б только было можно, он бы взял свой вопрос назад.
— Что она сказала? «Я привела тебя в круг — прыгай, если можешь». Цитата, — сказал Лаймонд.
О'Лайам-Роу встал:
— Тогда, жизнь моя, тебе нужен другой хозяин. Нет ли где под рукой подходящего ирландца — сурового и воинственного, настоящего бунтовщика? Скажем, молодой Джералд из Килдара, но он в Риме, и, пожалуй, у него деньжонок не хватит нанять оллава. Или вот Кормак О'Коннор. Его отец заточен в лондонском Тауэре, и Кормаку ох как не терпится выгнать англичан из Ирландии, так что король Генрих непременно пригласит его ко двору и приблизит к себе — тут и для оллава местечко найдется. Тебе нужно только взять другое имя да волосы перекрасить — ну хоть в розовый цвет.
Лаймонд посмотрел на него и взял полотенце.
— Хочешь, побьемся об заклад, что я войду в королевское окружение как Тади Бой Баллах?
— До среды? — непринужденно осведомился О'Лайам-Роу. В голосе его звучал сарказм.
— Или четверга. — Ниже ключицы тело у Лаймонда было неожиданно смуглое, фигура мускулистая, ладная, несмотря на полосы шрамов. Он добавил, глядя поверх полотенца: — Если я закреплюсь при дворе, ты останешься?
Веснушчатое лицо О'Лайам-Роу просияло при одной этой мысли.
— Как твой оллав? Не искушай меня.
Лаймонд завернулся в простыню и обхватил руками колени, устремив взгляд на тлеющие угли очага. На этот раз он крепко призадумался.
— Нет, как О'Лайам-Роу. Эта нелепица рано или поздно разъяснится. И после того, как ты имел удовольствие разнести его королевское величество в пух и прах, разве не было бы приятно провести зиму за его счет?
— Вот оно что! Твоя старушка королева приложила к этому руку, — сказал О'Лайам-Роу. — Нелепица должна разъясниться, а? И Фрэнсису Кроуфорду из Лаймонда нужен поручитель — так пусть же этот неуклюжий ирландский болван спрячет подальше свою нелепую гордость! Так, что ли?
Лаймонд не был пьян. Но хотя весь вечер он не столько пил, сколько притворялся, справиться с О'Лайам-Роу в таком его настроении можно было лишь совершенно на свежую голову. Фрэнсис Кроуфорд это понимал, поэтому сказал только:
— Играл бы ты лучше в мяч на Тирнан-ог, дорогой мой, если хочешь дожить до тридцати пяти. Королева-мать ради нас с тобой и пальцем не пошевелит, да и я не уверен, что стану ради нее расшибаться в лепешку. Я просто тебе предложил побиться об заклад, но если тебе надоела Франция или я надоел, то в четверг ты спокойно отправишься домой.
Ирландец склонил набок свою персиковую голову. Он чувствовал, что заупрямился некстати. Конечно, Кроуфорд у него в долгу. Он привез парня во Францию, выдав за секретаря, чтобы ублажить свою двоюродную сестру Мариотту, которая замужем за братом Лаймонда. Он знал, что Лаймонд — шотландец, а не ирландец, и знал также, что ему предстоит выполнить какое-то тайное поручение. Но на самом-то деле О'Лайам-Роу поддержал весь этот спектакль просто из мальчишеского озорства. Он ухмыльнулся, почесал в голове, протяжно зевнул и наконец сказал: