Игра (СИ)

Не успели петухи пропеть свою утреннюю песню, а меня уже вывели из тюремной сырой камеры, расположенной в подземелье и провели в зал заседаний. Не смотря на столь ранний час, зал был забит жителями. Перед тем, как меня провели к трибуне, откуда мне предстояло услышать вердикт, я заметила мать, которая и не пыталась скрыть своих слез и хмурого отца, сопровождающего мою охрану таким взглядом, что, если бы так можно было бы убить, сейчас здесь было бы пять трупов.

- Совет принял решение, - призвав расшумевшуюся вдруг толпу к порядку проговорил старейшина Оллухт. - Обвиняемая - Ария даре Ларум, признана виновной в умышленном причинении вреда здоровью старейшине Бройлерну. Обвиняемая в ходе процесса не признала свою вину и не раскаялась в совершенном преступлении. Старейшины приняли единогласное решение. Ария даре Ларум, лишается своего имени и приговаривается к тюремному заключению. В заточении виновная проведет ровно шесть месяцев, десять дней и двенадцать часов. В день жатвы, виновная будет принесена в жертву. Вердикт старейшин окончательный и обжалованию не подлежит.

До жатвы осталось шесть месяцев, десять дней и одиннадцать часов.

Да уж Ария... Хотя нет. Теперь ты просто сира - особь женского пола, лишенная имени. Комната, а назвать камерой то помещение куда меня сопроводили, язык не поворачивался, была выполнена в светлых тонах. Ну да, запри совет старейшин сира или сиру в камере, долго бы там никто не протянул. И тогда нарушилось бы правило: "Даром не может быть умирающий или смертельно больной человек". Так вот комната. Четыре стены, обшитые тканью. Теплый ковер по всему полу. Перина, лежащая возле одной из стен, на которой разместилась подушка и одеяло. Отхожее место за занавеской, служащей ширмой. Небольшое зарешеченное окно почти под потолком. Вот и вся меблировка. Не густо конечно, но все лучше каменных стен и холодных, продуваемых всеми ветрами полов тюремной камеры. Обойдя по периметру все пространство комнаты, остановилась на против импровизированного ложа и скептически его оглядев, села. Интересно, а сумасшествие посчитают препятствием чтобы принести меня в дар туману?

Мысль прервалась, так как за дверью послышались шаги, а затем в замочной скважине прозвучал отчетливый щелчок и в комнату вошли.

- Твой завтрак, сира, - бросил мой стражник и оставив поднос возле порога, покинул комнату.

Вот интересно, а старейшины не бояться, что сиры могут покончить с собой, использую столовые принадлежности? Однако поднявшись и подойдя к двери, я была вынуждена признать, что идея была бы изначально провальной. Во-первых, поднос. Сделан из металла и не имеющий не единого намека на острые края. Во-вторых, круглая миска с кашей и пиала для воды все из того же металла. И также, как и поднос без единой зазубрены. В-третьих, столовые приборы и вовсе отсутствовали.

Мелькнула шальная мысль, а не попробовать ли хорошенько побиться головой об стену? Однако и она была сразу же отметена в сторону. У любого нормально человека, к каковым я себя несомненно относила, сработает инстинкт самосохранения, и я разве что слегка навредить себе успею. А потом буду связана по рукам и ногам, чтобы больше ни-ни.

Есть грязными руками, категорически не хотелось. Поэтому здраво рассудив, что пиалу с водой можно использовать с целью помыть руки, а без жидкости организм продержится до следующего приема пищи, я взяла означенный объект и направилась на ширму. Запоздало пришла мысль, что в еде грязными руками есть свои плюсы, такие как болезнь. Но и ее я отшвырнула в сторону.

Лежа на перине и бесцельно пялясь в потолок я мечтала о том, что возможно, если я смогу продержаться достаточно долго, старейшина Бройлерн очнется, и с меня снимут обвинения. Вернут имя, и я смогу жить как раньше. Хотя нет. Жить как раньше я в любом случае не смогу. Хватит с меня и одного обвинения в преступлении, которого я не совершала.

До жатвы осталось пять месяцев, семь дней и девять часов.

Пожалуй, идея, попытаться убиться, ударившись головой о стену, была не плохой. Не уверена сколько я еще смогу выдержать в заточении. Заняться было абсолютно нечем. Просто так лежать или сидеть уже надоело. А еще эти дурацкие ежеутренние песнопения.

Спустя примерно пять дней я попросила у своего стражника хотя бы книгу. И знаете, что он мне ответил? "- Нельзя сира. Ты можешь причинить себе вред страницами".

Нет в чем-то он конечно безусловно прав. Однако я все еще надеялась, что старейшина Бройлерн придет в себя.

До жатвы осталось три месяца, двадцать дней и семь часов.