Игра со Зверем

— Ей надо знать! — резко повернулась к сотнику лесная дева. — И, поверь мне, я никогда ничего не говорю просто так! Я сняла с нее заклинание, которое ты наложил, потому что оно было лишним. Я следила за ней и отправила той ночью к Амону, чтобы он понял, как скучал. И все это я делала, — голос богини возрос почти до крика, — не просто так! Поэтому молчи, демон.

Она снова обернулась к раздавленной полученным знанием собеседнице и продолжила:

— Не бойся, малышка. Все хорошо. Я скажу тебе две вещи… одну для того, чтобы ты не задавала себе глупых вопросов, а другую… как совет. Первое. То, что ты тянешься к квардингу, возвращаешься к нему каждый раз, живешь им и дышишь, не вызвано ни колдовством, ни даже тем, что он стал твоим Хозяином. В тебе течет кровь демонов. И голос её стал сильнее после… обряда, связавшего вас.

— Тьма… — прошептал Тирэн.

— Эта кровь делает тебя своей в глазах драконов, а обряд, вступивший в силу, не позволит более никому читать твои мысли.

— Вступивший в силу?

— Позже узнаешь, — богиня подошла вплотную к девушке и, склонившись, что-то прошептала ей на ухо.

Та с недоумением посмотрела на Плясунью.

— Поверь, девочка, это дельный совет.

И, еще раз улыбнувшись, лесная красавица исчезла — мерцающие искры растворились в легком облаке тумана, а когда облако рассеялось, поляна оказалась пуста. Кэсс какое-то время стояла неподвижно, а потом резко повернулась к демону:

— А теперь объясни, что ты делал? Совсем ума лишился?!

Невероятно, но тот смутился и на смуглом лице отчетливо обозначился румянец.

— Тир…

— Я… — откашлялся сотник, — нюхал тебя.

— ЧТО?!

— Я пытался понять, почему дракон не напал на нас, несмотря на то, что ты человек. Но, чем больше вдыхал твой запах, тем… Бездна, я просто не мог его понять, и это чуть не свело меня с ума! Если бы не Плясунья, никогда не догадался бы…

— Почему? Мне об этом даже Шлец говорил… — растерялась девушка. — Почему для тебя это такое потрясение?

— Ну, наверное, потому, что мне об этом Шлец не говорил и, несмотря на то, что у меня все отлично с обонянием, твой запах я разгадать не смог. Он будто… прячется! — Наставник мотнул головой, словно отгоняя странные мысли, и подошел к ученице:

— Надо лететь. Опоздаем.

Ниида посмотрела на него с подозрением, но все-таки без возражений обняла за шею, когда спутник подхватил ее на руки и взмыл ввысь.

— Прости, что ударила, — шепнула она и окончательно расслабилась, когда широкие плечи затряслись от смеха.

Оставшийся путь демон пролетел, почти не останавливаясь, взбадривая себя заклинаниями, и иногда бросая задумчивый взгляд на девушку, уютно устроившуюся у него на руках. Она спала, дыша безмятежно и ровно. Спокойная, нежная… чистая. Даже Амон не смог изменить ее, озлить, растлить, при всей его жестокости и звериной хищности. Тирэн по-своему восхищался человечкой. Он точно знал — никто из этого мира не повторил бы ее поступок. Никто. И сейчас то, что ему следовало сделать, тяжким грузом лежало на сердце.

Демон никогда не врал себе, а благодаря матери еще и многое знал о чувствах, поэтому осознавал, что сейчас в его душе поселилась вина.

Прозрачные зеленые глаза всматривались в зыбкую пелену предрассветного тумана. Там, впереди, в сиренево-розовой дымке медленно появлялась черная громада приближающейся Столицы. Успел. Даже умудрился вернуться раньше намеченного. Интриган перевел взгляд на спутницу и усмехнулся. Змея.

Мысли понеслись в голове быстрее ветра, и новоявленный квардинг Ада опустился на опушку леса, недалеко от Столицы. Мужчина ласково, как никогда, провел рукой по нежной щеке доверчиво спавшей сони, и его улыбка стала шире, когда девчонка недовольно поморщилась от этого прикосновения.

Пусть она принадлежит Амону. Пусть верна ему. Пусть их ждут. Было кое-что, что демон должен был получить от Кэсс, даже против ее воли. В конце концов, почему нет?

* * *

Так вот что такое счастье… Натэль уткнулась лбом в широкое плечо, прикрывая глаза. Демон задумчиво вырисовывал пальцами круги на её обнаженном бедре. Висок щекотало горячее дыхание. Именно эти минуты блаженствующая бережно складывала в копилку памяти. Никогда прежде после бурных постельных сцен никто не дотрагивался до нее так бережно и в то же время так властно. А Фрэйно мог. И, хотя в его прикосновениях вроде и не было того, что принято называть лаской, суккуб, непривычная к подобному, всякий раз замирала. Демону это нравилось.

У неё по-детски приоткрывались губы, и взгляд становился блаженно-отсутствующим, когда он небрежно клал руку на голую спину или задумчиво проводил кончиками пальцев по теплому животу.