Игра стоит свеч

— Извини, Этьен, что явился так не вовремя. У тебя на носу начало гонки. Столько дел, я представляю. Горячая пора… С другой стороны, — Мак-Коски лукаво усмехается, — через месяц горячая пора начнется у меня. Так что…

Лавинь делает неопределенный жест рукой. Дескать, чего там…

— Что делать, Макс. Мы себе не хозяева. Как ни парадоксально это звучит. Кому-то кажется, что мы на вершине мира. Что мы — короли. Но времени ни на что нет. А что может быть лучше встречи со старым… — Этьен чуть заметно выделяет это слово, подтрунивая на Мак-Коски, — другом. Так что дела… Всегда есть и никуда не денутся. Тем более… Сколько мы с тобой не виделись, Макс?

— Года три, наверное. Последний раз встречались, когда тебя только назначили. Помнишь, какой ты закатил тогда праздник?

— Да уж, — усмехается Этьен, — как будто вчера. Слушай, Макс, может быть, поужинаем вечером? Я освобожусь пораньше, посидим, не глядя на часы.

— Намек понят, — Мак-Коски вынимает из кресла свою длинную тощую фигуру.

— Да нет, ты не понял…

— Этьен, перестань, я все понял. И ты прав. Встретимся вечером. Я закажу столик в ресторане, в гостинице. Хорошо?

— Хорошо. Или, может быть, ты… — Лавинь неуверенно подбирает слова. — Макс, может, ты по делу приехал? Что-то обсудить? Что-то срочное?

— Да нет, — морщится Мак-Коски, — мне надо проветриться. Проветрить мозги. Перед тем, как принять важное решение. А что для этого подходит лучше, чем путешествие и встреча со старым … — он также ехидно выделяет это слово, — другом?

На столе у Этьена оживает телефон. Он хмурится.

— Извини, — и уже в трубку. — Я просил не беспокоить! — пауза. — Хорошо.

Не успевает он положить трубку и что-то произнести, как тяжелая дверь кабинета со стуком распахивается. И в кабинет врывается… нечто.

Высоченное. Ниже, безусловно, ниже имеющего рост далеко за шесть футов (183 сантиметра — прим. автора) сэра Макса. Но тоже не маленькое. Тощее. Торчащие во все стороны белокурые… патлы. Ибо волосами это назвать нельзя. Огромные голубые глаза. Что-то в них есть… От взгляда маленького игривого котенка, наивного, не ждущего никаких подвохов от жизни. Впрочем, сейчас глаза эти все же горят не пойми чем. То ли — охотничьим азартом, то ли — праведным гневом. Или — и тем, и другим. И еще губы. Пухлые надутые губы, которые уж совсем никак не сочетаются со всем остальным.

Парень, решает Мак-Коски. Красивый, чуть женоподобный, но парень. И, наверное, брезгливо морщится он, гей.

— Этьен! — вопит тощее недоразумение. — Ты в курсе? Нет, скажи, ты в курсе? Ты знаешь, что они собираются сделать под предлогом безопасности? Это же…

— Мы не одни! — рявкает, потеряв терпение, Лавинь.

Юноша (теперь Мак-Коски уже сомневается, голос нежный. Черт бы подрал эту современную молодежь: с первого взгляда не разберешь — парень или девушка!) поворачивается на пятках запыленных кроссовок. Один изучающий взгляд. Огромные глаза распахиваются еще больше. Красивые пухлые губы (Мак-Коски прямо неловко делается, что он обращает внимание на этот чертов, хрен поймет чей, рот!) приоткрываются, демонстрируя идеальную букву «О». В глазах все эмоции смываются, уступая место восторгу. Неприкрытому восхищению. И вот уже сэру Максу трясут руку в неслабом рукопожатии.

— Мистер Мак-Коски! Сэр! Какая честь! Такое счастье познакомиться с вами. Я — Ники…

— Гхм… — грозно прокашливается Этьен. — Макс, позволь представить тебе мою племянницу. Николь, — Лавинь намеренно выделяет интонацией имя. — Николь Хант.

«Все таки — девушка» — потрясенно осознает Мак-Коски. А потом до него доходит весь смысл фразы. Оглядывает стоящую перед ним Николь. Ее рука — по-прежнему в его. Глаза и губы — это красивое, девичье. Но все остальное… Короткие белобрысые патлы. Никакого намека на грудь под белой просторной футболкой. Ноги, длинные, что да, то да, — облачены в пыльные джинсы ядовито-зеленого цвета.

— Неужели это малышка Николь? — наконец, выдает он слабую улыбку. — Дочка красавицы Жюли? Бог мой, сколько времени прошло. А ведь я последний раз тебя видел, когда ты была вот такой… — символический жест, отмеряющий от силы полметра от пола. Банально. Но Николь вся светится от счастья.

— Вы помните меня? Правда? Сэр Макс, вы не представляете, как я счастлива! Я просто боготворю вас. Болею за «Мак-Коски» с самого ее основания. У вас самая лучшая команда, самые лучшие гонщики и…

— Николь… — предупреждающе произносит Этьен.

— Простите, — спохватывается девушка. — Я вам помешала…

— Да неужели? — иронично интересуется Лавинь.

— Да ладно тебе, Этьен, я все равно ухожу. До встречи вечером. Николь, рад был увидеть тебя. Ты так выросла. Так похожа на… — он хотел соврать, но не смог. И поэтому сказал правду: — на своего отца.

Вечером недостатка в темах для разговора не было.

— Бог мой, Этьен! Я даже предположить не мог… Николь — вылитый Джонатан.

— Да уж, и поверь мне, не только внешне. Характер у нее точь-в-точь как у этого проклятого янки.

Они оба возвращаются в памяти на тридцать лет назад. И вспоминают ее. Красавицу Жюли Лавинь. Сестру Этьена.