Игра страсти

Время от времени Фабиан приглашал в свой караван какую-нибудь новую партнершу, с которой он познакомился на последней конной выставке и которой предстояло впервые остаться с ним наедине. Обычно он заранее договаривался с Мануэлой, что она присоединится к ним, и когда она появлялась, то пламя ее страсти особенно разгоралось ярко. Масла в огонь ее сексуальности подливало присутствие другой женщины.

Она ждала своей минуты, пока Фабиан показывал ей свое жилище на колесах. В тесных помещениях, где хранилась упряжь, в стойлах для лошадей, в отношении которых при их первой встрече девушка выражала чувство нежности и преданности, между женщинами устанавливалась взаимная симпатия, основанная на общей любви к лошадям.

Он подходил к ней по узкому коридору, позволяя ей идти первой, касаясь плечом или бедром ее тела, вдыхая запах кожаной сбруи и прислушиваясь к похрустыванию: это лошади в соседних стойлах жевали люцерну.

Вернувшись в гостиную, где он занимался приготовлением напитков и закусок, он обычно просил Мануэлу показать гостье спальню и ванную. Когда спустя какое-то время они обе возвращались, раскрасневшиеся и смеющиеся, с пустыми бокалами, он замечал с известного рода удовлетворением, что девушка вела себя с Мануэлой более раскованно, чем с ним. Он исподтишка наблюдал за тем, как Мануэла вселяет в их гостью убежденность, что, для того чтобы их совместный вечер превратился в приключение, своего рода веселую охоту, они должны предаться миру, как это делает лошадь на треке или дорожке. Она внушала ей, что все трое — обе женщины и Фабиан — объединены дружбой, которая является составной частью этого мира.

Позднее, в чувственной атмосфере вечера, когда все первоначально существовавшие границы и преграды оказались преодоленными, девушка признавалась Мануэле, что если бы ей довелось вступить в интимные отношения с другой женщиной, которая произвела бы на нее впечатление красотой своего лица и магнетизмом натуры, то больше всего ее бы привлекли груди такой женщины. Жаждя проверить свои чары и дальше, Мануэла обычно находила повод показать очертания своих грудей, просвечивающих сквозь тонкую ткань блузки, ведя себя при этом столь непринужденно, что никому в голову не могло прийти, что она делала это преднамеренно.

После этого, оставив их обеих в комнате, Фабиан уходил в альков, надевал ночную сорочку и ждал. Вскоре, под тем предлогом, что им нужно обменяться кое-какими секретами грима или туалета, Мануэла приводила гостью в альков. Увлеченная ею, девушка почти не обращала внимания на то, что на Фабиане лишь ночная рубашка. Обе женщины принимались разглядывать себя в зеркале, прихорашиваться, наводить под глазами тени, наносить румяна, губную помаду, причесывать волосы лишь для того, чтобы распустить их, так чтобы они упали в беспорядке на плечи, помогая друг другу, подобно тем, кто объединен какой-то общей целью. Настроение у Мануэлы менялось. Указывая на присутствие Фабиана глазами, она становилась все более соблазнительной, позволяя себе ласкать и целовать гостью — сначала в щеки, затем в шею, затем, накладывая духи на виски девушки, она наклонялась и мимолетным движением целовала ее в губы, все еще скрывая свои истинные намерения. Мануэла могла предложить девушке, чтобы подчеркнуть свежий грим и еще больше изменить свою внешность, надеть что-нибудь из платьев, которые Мануэла захватила с собой. Опьяненная духом перемен, возбужденная новыми возможностями своего лица и тела, девушка с готовностью соглашалась.

Сидя на кровати, Фабиан наблюдал за ними с отрешенным видом. Не обращая внимания на собственную наготу, девушка была занята лишь руками Мануэлы, которая прикасалась к ней, раздевая ее и одевая вновь, уже не скрывая своего к ней внимания, задевала соски, гладила бедра непродолжительными, но настойчивыми движениями, уже не смущаясь возвышением у себя на лобке.

В восторге от девушки, Мануэла шептала о том, как она прекрасна в новом гриме, как будоражит фантазию ее викторианское платье — приталенное, украшенное лентами и кружевами, ниспадающими в милом беспорядке. Затем обнимала девушку, словно бы восхищенная ее гримом и туалетом, а затем внезапно с театральным видом целовала в губы как бы под влиянием каприза, позволившего ей предаться страсти.