Игра судеб (СИ)

Моя голова слегка кружится от выпитого вина, пока я подготавливаю свой сюрприз для Кеши. Я искусываю всю губу, пока жду возвращения любимого. Никогда не считала себя толстой, пока не залезла в этот гребанный черный корсет с кружевными чулками, до чего это все неудобное и не особо приятное для тела! Про белье к корсету я вообще молчу… но что не сделаешь ради жениха, который уже был без пяти минут мужем. Я слышу где-то около себя, то ли свист, то ли шипение, звуки, которые дают мне понять, что Кешка вернулся. Оборачиваюсь к нему и обольстительно улыбаюсь, смотря на реакцию жениха сквозь маску (да-да, если «играть», то по полной!). Некоторое время он стоит, пожирая меня взглядом, я же ощущаю, как от ожидания начинаю покрываться мурашками… Раз- я прикрываю глаза, два — я оказываюсь в крепких объятиях, три- наши губы встречаются в невинном поцелуе, который длится всего лишь секунду. После этой самый секунды Кеша начинает целовать мою шею, ключицы, получая в качестве вознаграждения стон за стоном. Шаловливые руки Кеши подбираются к моей попе и прижимают меня к его бедрам, да так, что по всему телу разливается приятная истомина и мне первой сносит голову (алкоголь этому весьма помог).

Я толкаю Кешу на кровать и сажусь сверху, он приподнимается мне навстречу, и мы утопаем в поцелуе, полном любви и страсти. На этот раз первой все прерываю я, проделывая поцелуями дорожку до массивного пресса и ниже… Помогаю избавиться от лишнего белья своему жениху и приступаю к доставлению удовольствия. Правда, меня очень быстро отвлекают, и не успеваю я опомниться, как оказываюсь снизу, слыша лишь шепот Кеши:

— Сегодня я первый… — открываю рот и закрываю, все возражения вмиг пропали, когда в меня проникли двумя пальцами. Я выгнулась навстречу Кеше и захныкала, когда ощутила внутри себя пустоту.

— Будь хорошей девочкой, Лиса, — ухмыляясь, говорит Кеша, прежде чем войти в меня и утонуть в море наслаждения.

***

Даже сейчас, вспоминая все это, по телу бегут мурашки, внутренности все сходят с ума, и только мозг подкидывает мне следующую картинку, где я сообщаю Кеше о беременности.

***

— Дорогая, как? Когда? Мы ведь всегда строго за всем следили, — осторожно говорит мне Кеша, смотря в самую душу. Я вижу, как в его глазах плещется недоверие с беспокойством, и, понятное дело, страх. Никому не хочется выйти замуж и сразу же оказаться будущим папой, когда детей не было и в планах на ближайшие пару лет. Когда мы сами еще дети, не успевшие окончить учебу. Конечно, нам оставалось всего ничего, буквально полгода, но все же это ничего не меняет…

— Тот самый раз, когда мы с тобой отмечали наш очередной юбилей, я тебе устроила мини-маскарад. Той ночью… ты помнишь, чтобы мы вообще хоть о чем-то думали, да нам ведь снесло крышу! Особенно мне… — Кеша хватается за переносицу и закрывает глаза, я же поглядываю на часы, зная, что у мужа скоро будет совещание на работе. Не самое подходящее время для такого разговора, но я итак тянула больше недели, ходя с широкой улыбкой до ушей. Кто же тогда знал, что мой ненаглядный откажется от меня при первой же серьезной проблеме?

— Ты делаешь аборт, Алиса. И это не обсуждается, — говорит Кеша и морщится от своих же слов, похоже, сказать легче, чем осознать всю дермовость ситуации. Для меня же это прозвучало, как приговор, нет, хуже. Меня будто ударили наотмашь, я даже руку поднесла к лицу, чтобы убедиться, что это всего лишь мое впечатлительное воображение представило себе такую ужасную картину, — мы слишком молоды, чтобы брать на себя такую ответственность. Я не готов быть папой, ты не готова быть мамой. У нас нет собственной крыши над головой, мы, в конце концов, еще даже не закончили учиться! — я машу рукой, прося этого труса заткнуться! Мне хочется столько всего ему высказать, но я останавливаюсь лишь на одной фразе:

— Да пошел ты, муженек! — разворачиваюсь и ухожу в звенящей тишине, которую Иннокентий даже не думает прерывать.

***

Смаргиваю подступившие слезы, машинально кладя руку на живот, понимая, что сейчас нашему ребенку было бы примерно семь месяцев. Я могла бы быть мамой, баюкать на руках малыша или малышку, напевая всякие колыбельные. Мы бы ходили гулять и учились разговаривать, споря с Кешей какое слово наш ребенок скажет первым: «мама» или все-таки «папа». Выбирали бы всякие вещи и игрушки, в конце концов, думали бы над именем! Но это все иллюзия… рухнувшая надежда, которая даже сейчас приносит неимоверную боль. Хочется горько плакать, трогая еле ощутимый шов на животе, осознавая реальность произошедшего. Вместо этого я смотрю на Кешу и говорю, сначала довольно медленно и тихо, но вскоре мой голос становится все громче, внутри меня за короткое время выросла истерика, которую я начинаю выплескивать на этого урода. Подмечая про себя, что если бы родители знали, то вряд ли бы позволили ему приехать ко мне и вообще за мной.