По дороге домой Спенсер молчал, мы ехали, тихо слушая песни по радио. Я откинула голову на подголовник сиденья, ощущая ветер на лице и наблюдая за тем, как за окном проносились светящиеся уличные фонари. Возможно, я даже ненадолго задремала.
Я поняла, куда мы приехали, только когда Спенсер припарковал машину Райли напротив своего дома. Он не отвез меня домой. Вместо этого он повернулся ко мне и сказал:
— Я хочу показать тебе кое-что. — Затем, он улыбнулся, и это был как бальзам для моих натянутых нервов.
Когда мы оказались в доме, он не стал включать никакой свет. Вместо этого он подошел к окну в гостиной и поднял жалюзи. В комнату ворвались бриз океана и шум волн. В воздухе почувствовалась влажность от воды, он повернулся и посмотрел на меня. Его глаза были прикрыты, от этого взгляда мой пульс ускорился. Моя тревога только возросла, я практически дрожала к тому моменту, когда он сократил расстояние между нами.
Его взгляд потеплел, будто он чувствовал исходившее от моего тела напряжение.
— Сара Улыбашка, — прошептал он.
Прозвучало как просьба. Поэтому я сдалась. Не смогла по-другому.
— Жди здесь. Я сейчас вернусь.
Спенсер скрылся в коридоре. До меня донеслись звуки его передвижений по спальне, пока я шла к двери, чтобы открыть ее и впустить соленый воздух. Когда он вернулся в комнату, я уже немного успокоилась. Он держал что-то в руках, было похоже на картину в рамке.
— Взгляни на это, — сказал он, садясь на диван.
Я размышляла, что это такое, пока подходила и усаживалась рядом с ним.
Он повернул картину ко мне с нерешительной улыбкой на губах. Когда я наклонилась, чтобы посмотреть, у меня чуть не отвисла челюсть. Я не могла поверить. В раме был рисунок, его портрет, который я когда-то нарисовала, тот, который он взял у меня в ту ночь на крыше.
— Я сохранил его, — сказал он.
Я едва могла переварить тот факт, что он не просто сохранил его, а сохранил в довольно-таки хорошем состоянии.
Я нерешительно провела пальцем по стеклу рамки, остановившись на затемненных глазах, скрывавших тогда так много тайн. У меня заняло не один час, чтобы нарисовать их правильно. Затем я заметила линии на местах, где он складывал лист, и темное пятнышко на его щеке, когда моя слеза капнула на бумагу. Я осторожно дотронулась до своего собственного лица, отмечая, что мой шрам находился практически на том же месте, где было пятно на рисунке.
Почувствовав его взгляд на себе, я перевела взгляд с портрета на его реальную повзрослевшую версию. Мои глаза наполнились слезами, и он нахмурился. Я снова плакала. Я так много плакала с тех пор, как приехала сюда, будто копила свои слезы слишком долго и теперь они прорвались.
Он наклонился и прижался своим лбом к моему.
— Скажи мне, почему ты плачешь, Сара.
Я выпустила дрожащий вдох, не уверенная, как ответить.
— Это потому, что ты думала, будто мне было все равно на тебя, когда я вынудил тебя отдать этот рисунок мне? Я чересчур переживал за тебя. В этом и была всегда проблема. — Его рука накрыла мою щеку. — Ты думала обо мне?
Я кивнула.
— Думала об этом?
Он мягко поцеловал меня, и я выдохнула ему в губы. Затем его пальцы запутались в моих волосах, наклонили мою голову, чтобы открыть больший доступ, тут же его язык скользнул в мой рот. Я ответила ему с той же страстью, погладив своим языком его язык. Мои пальцы запутались в его густых волосах, таких мягких в сравнении с его жесткой щетиной на щеках. Он все меньше напоминал мне того мальчика из моих воспоминаний, а больше походил на реального мужчину, которого я только начинала узнавать. Этот взрослый Спенсер был добрым и мягким, веселым и заботливым, и честным. Наконец-то мы оба были честны друг с другом. Сначала наш поцелуй был сладким и тягучим, затем стал более глубоким, пока наши страстные касания друг друга не сменились на лихорадочные и безудержные.
Его руки спустились по моей спине, проскользнули под сарафан, заставляя меня одновременно и дрожать, и таять. Я тоже хотела почувствовать его кожу и опустила руки, чтобы проскользнуть ими под его футболку. Когда мои пальцы коснулись его живота, он втянул воздух. Я не видела его без футболки с тех пор, как мы были детьми, и сейчас я больше всего на свете хотела увидеть его.
Я ухватилась за край его футболки и потянула вверх. Спенсер был слишком сфокусирован на моем горле, в том месте, где обосновались его губы, вытворяя такое, что я от удовольствия откинула голову назад, в то же время стянула с него футболку, а потом притянула его губы назад к своей коже. Я бы рассмеялась от его спешных движений, если бы не надавила на его плечи, вынуждая его сесть и дать мне возможность лучше рассмотреть его.
Когда он, наконец, сел, у меня во рту все пересохло. Он был загорелым, мускулистым, абсолютно гладким везде, кроме тоненькой дорожки черных волос, которая начиналась под его пупком и велась вниз, скрываясь под поясом его джинсов. Я подумала о фотографии, которую мне утром скидывала Тэсса, и решила, что в любом случае выбрала бы тело Спенсера вместо того парня с озера.