— Ты так думаешь? — тихо спросила Даша. И этот контраст ее едва слышного потерянного голоса и его крика на мгновение остановил Дубровина и привел в замешательство. Воспользовавшись паузой, Даша подошла к нему вплотную. — Откуда ты знаешь, о чем я мечтаю? Ты ведь только и делаешь, что орешь, навязываешь мне свою волю. Я должна смотреть на мир твоими глазами, говорить только то, что тебе приятно слышать, делать только то, что ты мне милостиво разрешаешь. Это что, по-твоему? Как можно назвать такое существование молодой замужней женщины?
— Ты сгущаешь краски, — прямо глядя ей в глаза, зловеще ответил Дубровин. Он отстранил ее и медленно направился по длинному коридору в столовую.
— Неправда! Стас, во что мы превратили нашу любовь? Мы убиваем ее изо дня в день. У нее скоро не останется сил, чтобы выживать в этом убийственном потоке эгоизма и непонимания, — Даша не двигалась с места, повышая голос, чтобы Дубровин отчетливо слышал каждое ее слово. — Где мы? Я ищу и не нахожу нас. Мы потерялись, как это ни странно.
— Послушай себя, Даш. Это демагогия чистой воды.
— Это правда. Тебя хватило на год. Иногда мне казалось, что ты даже не дашь мне закончить университет. Я едва выносила твои постоянные допросы о причинах задержки на кафедре, о моих встречах с научным руководителем.
— Ты снова преувеличиваешь.
— Ты знаешь, что я говорю правду. Я перестала существовать. Мне кажется, что у меня даже тени нет. Меня нет, потому что я не живу больше. — Даша на мгновение умолкла, заметив, что Дубровин остановился. — Стас, ты не умеешь любить — в этом все дело. Ты ведь сам сказал однажды, что не любил никого до меня. А теперь ты не знаешь, что с этой любовью делать.
— Оставь. Ты начиталась плохих романов. Я говорил, что тебе нужно найти хобби. Это лучшее средство от ненужных философских размышлений, — не поворачивая головы, ответил он.
— А почему ты не скажешь, что нам нужен ребенок? — спросила Даша, догоняя Дубровина.
— Я не считаю нужным говорить на эту тему.
— Почему?
— Когда ты сообщишь мне об этом событии, я буду счастлив, — нетерпеливо ответил Стас.
— А сейчас?
— И сейчас. Перестань. В конце концов ребенок — это действительно выход. Ты забудешь о своей идиотской идее работать, а займешься тем, чем положено женщине. В нашем доме действительно не хватает только задорного детского смеха.
— Нет, он не сможет здесь прижиться, — Даша подошла к нему еще ближе. — Наш дом — полная чаша. У нас в холодильнике всегда есть красная икра, деликатесы, мои любимые пирожные, которые ты не забываешь покупать. Мой шкаф забит нарядами, а на обувных полках нет свободного места, но мне давно хочется картошки в мундире и свободно щеголять по городу в джинсовом костюме и поношенных кроссовках.
— И это то, чего тебе не хватает? — удивление Дубровина не было наигранным. Он усмехнулся и потрепал Дашу по щеке. — Тогда к чему этот пафос о ребенке? Какой примитив! Так ты глупее, чем я думал, дитя мое.
— Не смей! — Даша резко отвела его руку, и на лице ее появилось незнакомое Стасу выражение то ли презрения, то ли едва скрываемого отвращения.
— Даша! Давай не будем больше ничего говорить, — попытался смягчить обстановку Дубровин.
— Конечно, — вызывающе произнесла Даша. — Давай лучше разойдемся по комнатам и не будем вообще попадаться друг другу на глаза. Только это ничего не изменит. Все рушится, понимаешь, рушится! Я не мечтала о том, чтобы стать твоей безмолвной наложницей. Это не для меня. Я хочу нормальной жизни, полноценной. С общением, с работой, с друзьями, детьми, с чемто, что выходит за рамки твоей болезненной подозрительности и ревности. Я сыта всем этим по горло! Я даже готова уйти от тебя! Вот чего ты добился!
И в этот момент он почувствовал, как рука его поднялась и застыла в воздухе, остановленная полным презрения и ненависти взглядом голубых глаз. Они потемнели и были похожи на два бушующих океана. Он опустил руку, а Даша, оттолкнув его, побежала к входной двери.
— Даша, Даша, вернись! Не глупи, не надо! — кричал он ей вслед, но не нашел сил, чтобы сдвинуться с места и остановить ее.
Когда дверь с грохотом закрылась, Стас выругался и стал искать сигареты. Он не знал, сколько выкурил. Только к моменту возвращения Даши пачка была пуста.
— Я думала, что ты — опора, сама мудрость! Ты превратил нашу жизнь в ад! — слова Даши были острее любого ножа…