— Мы начали новый год не так, как обычно. Провожали не так, как обычно, и продолжаем находиться в каком-то странном состоянии недоговоренности. Конец января. Я ждал, что ты найдешь в себе смелость начать разговор, но ты предпочитаешь изводить себя и меня. Почти месяц я не узнаю тебя. Ты изменилась, очень изменилась, Сима. Мне трудно переносить твое настроение. И еще мне до чертиков надоело играть роль слепого, глухого и немого, — в голосе Пырьева появились нотки раздражения, что бывало очень редко. — Давай начнем с правды сегодняшний день. Ты согласна?
— Не понимаю, чего ты хочешь, — вяло ответила Сима. Она все-таки открыла глаза, поднялась и включила кондиционер: жара с самого утра вступала в свои права. Одернув футболку, в которой спала, Сима соизволила посмотреть Олегу в глаза. — Ты не нашел себе более благодарного занятия по утру?
— Сима, это на тебя не похоже, — Олег тоже поднялся, застелил постель под пристальным взглядом жены. — Я всегда уважал тебя за то, что ты и ложь были понятиями несовместимыми.
— В чем же я солгала тебе? — расчесывая отросшие до короткого каре черные волосы, поинтересовалась Сима. Она была даже рада этому разговору, но все-таки из необъяснимого упрямства не желала признавать, что ждала повода для него. Оказывается, Олег давно стремится к выяснению отношений. Отношений, которые превратились для обоих в изощренную пытку, испытание на выдержку.
— Я хочу понять, что с тобой происходит, что с нами происходит?
— Ничего не происходит.
— Первая ложь и, отдаю тебе должное, прозвучала вполне убедительно, — Олег надел футболку, шорты и направился на кухню. Включив электрический чайник, он достал с полки две кофейные чашки, насыпал в них по ложке сахара с горкой. Сима остановилась в проеме двери, наблюдая за отточенными движениями мужа. Это в его обязанность входил утренний кофе с тостами, но она никогда не поднималась, чтобы посмотреть, как он с этим справляется. — Что замолчала?
— Сегодня выходной, я бы не хотела испортить себе настроение с утра, — сказала она, когда готовые тосты уже лежали на тарелках, а от чашек с кофе поднимался пар, — себе и тебе тоже.
— Мне что воскресенье, что среда, когда у тебя такое лицо, — резко ответил Пырьев.
— Хорошо, — Сима села за стол. — Что тебя интересует?
— Ты разлюбила меня? — спросил Олег и, улыбнувшись, посмотрел на жену.
— Я? Тебя?.. — она не ожидала такого прямого вопроса.
— Да, ты — меня.
— Пырьев, это глупо, — отхлебнув обжигающий кофе, заметила Сима.
— Глупо терпеть присутствие друг друга. Если ты со мной только потому, что считаешь себя обязанной из-за отъезда, то не стоит. — Олег, вопросительно глядя на Симу, вытащил из пачки сигарету, протянул ее ей. Она молча взяла сигарету, закусила ее в зубах, слишком крепко зажав фильтр. Олег поднес зажигалку к дрожащему кончику ее сигареты и прикурил сам. — Я взрослый человек и, заметь, мужчина. Поэтому никогда бы не дал уговорить себя на авантюру. Я был уверен в успехе.
— Ты оказался пророком, — усмехнулась Сима.
— Я перестал понимать твои интонации. Ладно. Давай ближе к делу. Я все пойму, только без вранья и долгих вступлений.
Сима поняла, что это должно произойти или сейчас, или никогда. Она подбирала слова, чтобы лучше объяснить свое состояние, перемены, произошедшие с ней.
Она сидела, помешивая ложечкой давно растворившийся сахар, не ощущая, как слезы бегут по щекам. Ей вдруг стало невыносимо жаль Пырьева, которого она затащила на край света, а теперь собиралась безжалостно бросить, а ведь собиралась.
— Я полюбила другого мужчину, — Сима произносила слова, а они не желали сходить с языка и застревали у нее в горле. Кажется, даже голос стал другим — это был не ее голос. Это вообще была не она.
— Когда ты это поняла? — Олег выпускал дым, наблюдая, как серое облачко медленно растворяется в пространстве кухни.
— Недавно. Я не знаю, как это получилось. Сама от себя не ожидала, — глубоко вдохнув дым, она задержала его в легких. Это была спасительная пауза, за время которой она должна подобрать нужные слова.
— Не нужно ничего объяснять, — Пырьев смотрел на Симу, и она не видела в его взгляде ни злости, ни ревности. В них была грусть, тоска. Она была зеленая, именно зеленая, хотя за стеклами очков были привычные глаза совсем иного цвета. Однако именно в этот момент Сима отчетливо поняла, что тоска может быть только зеленой. Не голубой, как бескрайнее небо, не красной, как сама любовь, не желтой, как неуловимый солнечный зайчик, а именно зеленой — цвет безразличия и глубокой депрессии, засевшей там, где никто кроме ее хозяина не может ее прочувствовать до конца и помочь тоже не может.
— Олег, нам нужно что-то решать, — Сима нашла в себе силы продолжать.
— Как скажешь, так и будет, — он оставался внешне абсолютно спокойным, хотя только он сам знал, чего ему это стоило. Еще несколько дней назад Пырьев сказал себе, что в любой ситуации они должны поступать, как цивилизованные люди. Он следовал данному обещанию, хотя применить его к возникшей ситуации было очень непросто.