Игра теней

От Велереченска мы отъехали километров двести. Первые минут двадцать Гриня уверял, что вообще-то печка — зверь, заработает… Потом замолчал.

Усаживаемся за столик. Их в забегаловке всего три, два — вроде как у двери, один — в углу. Выбираем, не сговариваясь, третий — в углу теплее, титан рядом.

Прикорнувший мужчинка — вряд ли нам помеха, ибо единственный госсекрет, которым я овладел за время поездки, — так это то, что лучший кандидат в президенты для нашей страны — Хрюша. Но делиться им не собираюсь, ибо болтун — находка для шпиона.

Стоило нам присесть, как спящий мужик немедля поднял голову, обвел нас вполне осмысленным взором и просипел:

— Пятьдесят грамм нальете?

Молча откручиваю голову «блондинке», плескаю в три стакана и свою дозу выпиваю махом. Ни вкуса, ни цвета, ни запаха… Греть начинает чуть позже — значит, водка. О сертификате качества я у стриженого «метра» за стойкой справляться не стал: не «Абсолют», конечно, но мужик-то за столиком живой, да еще и очень «теплый»… Вот это нам сейчас и нужно — согреться.

— Дальнобойщики? — справляется мужик. К моему огорчению, от выпитой дозы он просто протрезвел… Я-то надеялся в тишине пельмешек пожевать под водочку и мирное сопение Ларина…

— Проезжие…

— В Москву?

— Вообще-то в Мехико, но компас посеяли…

— А-а-а… — Мужик понял, что с ним разговаривать не хотят… Но не обиделся — даже, наоборот, сочувственно как-то закивал…

Пельмени еще варились… Ларин разлил. Понятно, в три стакана.

Выпили.

Мужик просветлел лицом. Еще сто грамм — и он вообще отрезвеет и станет как огурчик. Малосольный.

— Я вижу, вы люди интеллигентные…

Вот уж нет. К кому себя не причисляю, так это к интеллигентам. Несмотря на два «верхних» гуманитарных, не считая попутного обучения умениям с навыками. Как говорил один идейный вождь, Вовик: «Интеллигенция — говно». Полностью с ним солидарен как раз в этом вопросе. А как иначе: именно эта гнусная сволочь, считающая себя то совестью нации, то квинтэссенцией культуры, то еще Бог знает чем, на самом деле просто паразитирует и вкусно живет, уютно тусуясь по своим журнальчикам, просмотровым зальчикам, обсуждая всякие завиральные бредни и пописывая всяческие воззвания, сиречь присоединяя голоса… Людишки, которые никогда ничего сами не создавали и не создадут, рожденные лишь для того, чтобы мусолить «страницы классики», судачить о «темном и безграмотном» народе, выливать помои собственных комплексов на души сограждан. Ибо людям действительно талантливым некогда страдать всей этой фигней — им бы успеть сделать, ведь жизнь много короче всего, что мы хотим в нее вместить…

Понятно, здесь я не имею в виду честных служилых работяг — учителей, врачей, преподавателей… И трудяг — актеров, ученых… Это об обслуживающей интеллигенции…

Как говаривал другой идеологический вождь, Геббельс: «Когда я слышу слово „интеллигенция“, я хватаюсь за пистолет».

Дурак он, этот Геббельс. Сразу видно: идеолог, а не практик. А чему нас учит практика как критерий истины?

А практика нас учит: оружие следует доставать только тогда, когда предстоит им работать. Ежели не собираешься, лучше, чтобы окружающие вообще не знали, что ты вооружен. И им приятнее, и тебе спокойнее. И полезнее. По жизни.

— Боже упаси, — отвечаю.

Ларин тоже поперхнулся коркой, глянул на мужичка раздумчиво…

— Да я… В том смысле, что… У вас ведь есть высшее образование?

— Обязательно.

— Гуманитарное?

— Когда как…

— Значит, я почти угадал. Кто вы по профессии?..

И чего я на мужичка взъелся? Несчастный он просто, паз сидит здесь об эту пору, а не дрыхнет дома в супружеской постели…

Что может быть горше одиночества?

Наверное, много чего…

Вот только… Если человеку не с кем стареть…

— Преподаватель.

— В высшей школе?

— В средней… Но оч-ч-чень специализированной.

— Да. Это теперь модно. А что вы думаете о теперешних делах? — Мужчина кивает куда-то вверх.

— Разное.

— Вы знаете, нужно ко всем событиям подходить с исторической точки зрения.

То есть — какое место занимает то или иное деяние, та или иная личность, тот или иной народ в контексте истории человечества.

— Не хватит… — мрачно констатирует Ларин.

— Что, простите?

— Водки не хватит — если в контексте…

Подходит буфетчик. Пельмени дымятся в двух плоских пластмассовых тарелках.

А я мечтал с водичкой, погорячее, да налить некуда. Век пластмассы, которая у нас по недоразумению считается «одноразовой»… Надеюсь, пандемии бытового ящура на этом пищеблоке избежали…

Эх, нет в мире совершенства…

— Тебя как зовут, парень? — спрашиваю буфетчика.

— Меня? — Глаза у него сонные. Стрижка под отморозка, а плечики узенькие под байковой клетчатой рубахой.

— Да.

— Марат. А что?

— Марат… Что ты думаешь о своей жизни в контексте мировой истории?

— Чего?

Сейчас этот «тормоз» мучительно соображает, «залупаемся» мы или дуркуем…

Нужно помочь процессу.

— Бутылочку водочки еще сообразишь? Лицо парня проясняется.

— Это — запросто.

— И пельмешек.

— Повторить? Две двойных?

— Три.

Парень двинул за стойку. Расплескиваем остатки. Гулять так гулять! Валяй мировую историю! По полному раскату!

Мы с Лариным придвинули тарелки и дружно заработали челюстями.